Иерусалимский собор, проходивший в апреле 1443 года, известен как осудивший Флорентийскую унию, заключённую в 1439 году между Римско-Католической и Восточно-Православными церквями. О его значении и статусе существуют различные и противоречивые мнения, крайние в апологетической литературе и более осторожные в научной. Единственным документом, который сообщает о соборе, является соборное определение, подписанное тремя восточными патриархами.
В соборе участвовали три патриарха: Иерусалимский Иоаким, Александрийский Филофей и Антиохийский Дорофей[1], а также митрополит Кесарии Капподокийской Арсений, названный в документе экзархом всего Востока.
Текст соборного определения известен в двух рукописях XV—XVI веков на греческом языке. Одна в составе антилатинского сборника, принадлежащего Александрийскому патриархату. В середине XVII в. текст был издан Львом Аллацием.
Существуют также два независимых перевода на славянский, появившиеся в близкое к собору время. Один сделан в Нямецком монастыре иноком Гавриилом и датирован 1443 годом, то есть годом проведения собора. Его ранний известный список относится к 1512 году[2]. Издан А. И. Яцимирским в 1906 году по списку 1629 года. Другой перевод сделан в Троице-Сергиевом монастыре, датируется 60-ми годами XV века и, таким образом, является самым ранним известным списком соборного определения на славянском[3].
Основания для сомнений в подлинности собора заключаются в отсутствии современных сведений о нём. Современные полемисты, такие как Иоанн Евгеник или Геннадий Схоларий, ссылаясь на восточных патриархов, не упоминают ни собор, ни соборный акт[4]. Создаётся впечатление, что он был им неизвестен. Другим моментом, вызывающим сомнения в подлинности акта, является язык документа, слишком простой для византийского делопроизводства. Недоверие к факту проведения самого собора выражал в частности Д. Джил.
Однако наличие соборного постановления в двух рукописях, практически современных событию, скорее является подтверждением реальности самого события[5]. Наличие двух независимых переводов, сделанных вскоре после собора, также подтверждает подлинность соборного акт[6]. Тот факт, что собор занимался проблемами отдельной епархии и не стремился дать опровержение соборным деяниям Флорентийского собора, также скорее говорит о его подлинности. Как справедливо пишет А. В. Занемонец, «„Придуманный“ собор был бы в первую очередь посвящён догматическому опровержению униатского ороса, а не проблемам Кесарии Каппадокийской митрополии и её архиерея».[7][8].