Клятва фазана (фр. Vœu du faisan) — торжественный крестоносный обет, данный герцогом Бургундии Филиппом III Добрым 17 февраля 1454 года.
Герцог Бургундии Филипп III Добрый среди правителей своего времени был наиболее последовательным сторонником продолжения крестовых походов, и неоднократно посылал на восток средства и людей[1]. Так, в 1443—1444 годах рыцарь и дипломат Жан де Ваврен участвовал в крестовом походе на Варну, а в 1445 году эскадра Жоффруа де Туаси была направлена в Черное море, где дошла до Трапезунда и берегов Грузии[2].
В 1451 году во Францию и ко двору Альфонса V Арагонского были посланы сир Жан II де Крой и добрый рыцарь Жак де Лален, пытавшиеся убедить тамошних монархов соединить силы для спасения Константинополя. На восьмом капитуле ордена Золотого Руна, прошедшем в том же году в Монсе также шла речь об организации крестового похода[K 1], но затем Гентское восстание на несколько лет отвлекло внимание герцога[1].
После взятия Константинополя турками и подавления восставших гентцев Филипп III вернулся к оставленному проекту, и в начале 1454 года в Лилле была устроена серия празднеств и турниров, в ходе которой 17 февраля на так называемом «Пире фазана» (Banquet du faisan) герцогом и его приближенными была дана клятва отправиться в крестовый поход. Для придания особой торжественности был возрожден старинный римский обычай давать обет над фазаном, которого затем делили между пирующими, а само мероприятие было проведено в характерной для бургундского двора пышной и стилизованной манере[3].
В клятве было сказано, что если король Франции решит взять крест или послать армию во главе с принцем королевства, или если другой христианский принц отправится с достаточной армией, и если страны, которыми управляет герцог, не будут под угрозой, то он обязуется присоединиться к походу[4].
В марте и апреле еще в четырех городах 112 сеньоров, зависевших от герцога, дали аналогичные обеты[5]. Открытие в 1916 этого факта профессором Лувенского университета Жоржем Дутрепоном поставило под сомнение господствовавшую ранее точку зрения о «клятве фазана», как о своего рода куртуазной игре, не предназначенной к практической реализации[K 2].