Луций Элий Сеян (лат. Lucius Aelius Seianus), при рождении — Луций Сей (лат. Lucius Seius; ок. 20 года до н. э.[3] — 18 октября 31 года[4]) — государственный и военный деятель Римской империи, командующий преторианской гвардией с 14 (или 15) года н. э., консул 31 года, временщик при принцепсе Тиберии.
После добровольного удаления Тиберия на остров Капри фактический правитель Рима. В 31 году, находясь в зените могущества, был схвачен и казнён по обвинению в заговоре. Его дети были убиты, а само его имя — приговорено к забвению. Основной и наиболее ранний, но неполный и пристрастный источник сведений о Сеяне — «Анналы» Тацита.
Родился во всаднической семье в Вольсиниях (современное Больсено под Витербо)[5]. Его отцом был Луций Сей Страбон. Луций Сей, второй сын Страбона, впоследствии был усыновлён Луцием Элием Галлом в также плебейском, но более влиятельном роду Элиев и стал именоваться Луцием Элием Сеяном. Во 2 году н. э. принцепс Октавиан Август назначил Страбона префектом преторианской гвардии, и тот командовал ею до конца жизни Августа. Тремя годами позже, по сведениям Тацита, молодой Сеян сопровождал Гая Цезаря в его армянском походе[5]; иных сведений о Сеяне при жизни Августа нет. Вскоре после прихода к власти Тиберия Сеян (подчинённый Друзу Младшему, сыну Тиберия) уже сам командовал преторианцами против мятежных войск в Паннонии; в этом походе Друз коварством захватил главарей мятежа и дело обошлось без боя[6].
В 15 году н. э., когда Страбон был отправлен управлять Египтом, Сеян единолично возглавил гвардию. При нём был упразднён институт совместного командования гвардией двумя префектами — Сеян сосредоточил в своих руках и собственно командование, и кадровые вопросы. Именно при нём преторианцы стали важнейшей политической силой:
Сеян значительно приумножил умеренное влияние, которым прежде пользовался префект преторианцев, сведя рассеянные по всему Риму когорты в один общий лагерь, чтобы можно было сразу ими распорядиться и чтобы их численность, мощь и пребывание на глазах друг у друга внушали им самим уверенность в своей силе, а всем прочим — страх. В обоснование этой меры он утверждал, что разбросанные воинские подразделения впадают в распущенность, что в случае неожиданной надобности собранные все вместе они смогут успешнее действовать и что, если они окажутся за лагерным валом, вдали от соблазнов города, у них установится более суровая дисциплина… Тиберий не мешал ему в этом и был до того расположен к нему, что не только в частных беседах, но и в Сенате, и перед народом превозносил Сеяна как своего сотоварища и сподвижника и допускал, чтобы в театрах, на городских площадях и преториях в расположении легионов воздавались почести его статуям[7].