Мещерский, Алексей Павлович


Алексе́й Па́влович Меще́рский (1867—1938) — российский банкир и промышленник, один из владельцев и директор-распорядитель Сормовского и Коломенского (1902—1918 гг.) заводов, объединивший их в трест «Коломна-Сормово». Его называют «русским Фордом».

Окончил военный корпус в Москве, затем Санкт-Петербургский горный институт в 1890. После получения образования работал на уральском Богословском горном заводе, затем на Коломенском машиностроительном заводе инженером. В 1896 г. Мещерский переходит старшим инженером Сормовского завода. С приходом Мещерского завод был полностью модернизирован, отношения с рабочими были построены по западному образцу (корпоративный дух в сочетании со строгой дисциплиной). Во время революции 1905 г. он сумел перевести конфликт в Сормово в переговорное русло.[1] Коллежский советник (1904), статский советник (1913).

В 1908 состоял в распоряжении правления общества Коломенского машиностроительного завода. Член правлений и директор-распорядитель акционерного общества железоделательных, сталелитейных и механических заводов «Сормово», общества Коломенского машиностроительного завода, Белорецких железоделательных заводов, член правлений Выксунских горных заводов, Русского судостроительного акционерного общества, общества механических заводов Бромлей, «Шестерня-Цитроен», «Океан» и других крупных предприятий. Организатор концерна «Коломна—Сормово» (1913), один из организаторов и директоров Международного коммерческого банка в Петербурге.

В феврале 1917 года купил пустующий особняк Кусевицких. Мещерский, живший до этого в Петрограде, оставил семью и переехал в Москву с молодой возлюбленной Еленой Гревс — женой известного столичного нотариуса. По воспоминаниям дочери Мещерского Нины Кривошеиной, вместе с Еленой Исаакиевной в особняке поселились и дети Гревса от прежних браков, «сразу завелись там две собаки, ряд приживалок, и… мой отец почувствовал себя наконец вполне счастливым, покинув в течение трёх дней прежнюю семью и, главное, свою первую жену, с которой никогда не был счастлив»; жили они в Глазовском «широко, всё было, что надо, и больше того»[2][3].