Московская философско-математическая школа (МФМШ) — философское направление, возникшее в 1870-е годы на базе Московского Математического Общества и преподавателей Императорского Московского университета.
Наиболее яркий представитель этой школы — профессор Николай Васильевич Бугаев. Сам термин «Московская философско-математическая школа» Бугаевым (умершим в 1903 году) и его предшественниками не употреблялся, а появился позже, в работах последователей Бугаева[1].
Многие философские работы представителей школы были опубликованы в печатном органе Московского Математического Общества — журнале «Математический сборник».
Идеи Московской философско-математической школы были направлены на разрешение классических социологических антагонизмов «индивид — общество» и «свобода — необходимость» с помощью иных оснований, нежели в позитивистской и материалистической социологии, а именно с помощью аритмологии (теории прерывистых функций и множеств) и теории вероятностей, а также особой персоналистической социальной антропологии, в которой человек рассматривался (по Бугаеву) как живая духовная единица, «самостоятельный и самодеятельный индивидуум»[2].
В марте 1904 года на заседании Московского математического общества, посвящённом памяти Николая Васильевича Бугаева, президент Общества Павел Алексеевич Некрасов в своей речи сказал: «Кто мы, какое положение занимали и занимаем мы в мире, в каком контакте находимся мы с окружающею средою, какими физическими и духовными функциями, средствами и методами можем мы располагать для наших задач, целей и дел в будущем, — эти вопросы требуют для своего решения прежде всего точных азбучных принципов, обоснованию которых многие из основателей Московского Математического Общества … посвятили труд целой своей жизни. Этим принципам, представляющим собою азбуку мудрецов, они дали глубокое, мудрое, благочестивое, покорное делу Творца, научное, практическое и философское разъяснение»[3].
Философские работы Бугаева и других учёных, близких к Московскому Математическому Обществу, вызвали широкий общественный резонанс, при этом оценки этих работ были полярны. Вместе с тем, тезисный характер большинства этих сочинений, сложность научного языка, отсутствие развёрнутой аргументации, а также радикальные взгляды ряда учеников Бугаева, особенно Павла Алексеевича Некрасова, привели к тому, что российское гуманитарное сообщество не слишком высоко оценило научную значимость этих работ, в результате в курсах истории философии в России до конца XX века они почти не упоминались и не анализировались[1].