Пьер Морис Мари Дюэм (Дюгем)[1] (фр. Pierre Maurice Marie Duhem). (9 июня 1861, Париж — 14 сентября 1916, Кабреспин, департамент Од) — французский физик, механик, математик, философ и историк науки. Основные работы относятся к гидродинамике, электродинамике, магнетизму, теории упругости и классической термодинамике. Учёный был сторонником конвенционализма и концепции, подразумевающей в числе прочих положений позитивистской философии науки — неопределенность экспериментальных критериев. В гуманитарной части своих воззрений он пришёл к положительной переоценке роли Средневековья в общем процессе развития естествознания, и одним из первых — к пониманию значения истории науки в её методологии и в теории познания. Член Парижской академии наук (1913).
Пьер, старший из четырёх детей коммивояжёра Пьера-Жозефа Дюэма и его жены Александрины (ур. Фабр — фр. Alexandrine Fabre), родился на рю де Жёнёр (фр. Rue des Jeûneurs) в Париже, куда незадолго перед тем перебралось это фламандское семейство.
В одиннадцать лет Пьер Дюгем поступает в Коллеж Станислас (фр. Collège Stanislas), где с первых шагов выказывает незаурядные способности по всем предметам, преуспевая в истории, в латыни и греческом, в математике и естественных дисциплинах. Такая универсальность дарования ставит юношу перед выбором между продолжением учёбы в более академичной Высшей Нормальной — или в Политехнической школе, обещавшей судьбу инженера, которую прочил ему отец, подразумевая более перспективную в практическом отношении карьеру. Мать, однако, хотела, чтобы Пьер развивал свои способности на гуманитарном поприще, уча латынь и греческий в Нормальной школе, что определялось тревогой матери перед углублением сына в сферы рациональных знаний, которые удалили бы его от веры, привитой матерью детям. Первоначально Пьер Дюгем сдаёт вступительные экзамены в оба учебных заведения, однако он не следует чаяниям ни одного из родителей, решив посвятить себя изучению точных наук в Нормальной школе, к занятиям в которой приступил 2 августа 1882 года.[2]
В этих долгих и бесценных беседах, начавшихся с момента моего поступления в Школу, наша дружба крепла, чему способствовало наше увлечение гением Эрмита, или того же Пуанкаре, чьи работы, он понимал лучше чем большинство из нас (я подразумеваю наиболее сложное в смысле математики)! Но охватывая общо все большие математические идеи, цельно, наделяя их плодотворным началом, поскольку они были хорошо знакомы ему. С этого времени я обязан ему открытиями, пониманием (широтой, проникновением в скрупулёзные детали, которые были действительно необходимы!), благодаря ему дававшемся мне легко и словно подсознательно, вместо долгих месяцев постижения. — Жак Адамар [3]