Симфония № 4 до минор, ор. 43 — симфония Дмитрия Шостаковича. Написана в 1934—1936 годах. Премьера была запланирована на 11 декабря 1936 года в Ленинграде, однако композитор снял её с репетиций. Впервые исполнена в 1961 году в Москве.
Премьера была запланирована на 11 декабря 1936 года, симфонию должен был исполнить оркестр Ленинградской филармонии под управлением Фрица Штидри[1]. Однако композитор снял симфонию с репетиций под влиянием резкой критики другого своего произведения, оперы «Катерина Измайлова», в статье «Сумбур вместо музыки». Предлогом для снятия Шостаковичем произведения было высказанное им желание доработать последнюю часть.
Во время блокады Ленинграда партитура симфонии была утеряна. В 1946 году Шостакович по сохранившимся у него наброскам переписал материал для двух фортепиано. Затем в ленинградских библиотеках были обнаружены сохранившиеся партии всех инструментов. Впервые симфония исполнена 30 декабря 1961 оркестром Московской филармонии под руководством Кирилла Кондрашина[1].
Четвёртая симфония Шостаковича была задумана композитором весной 1934 года. В советской прессе появилась информация о том, что данное произведение будет посвящено теме обороны страны. Для работы над этим сочинением правление Ленинградской композиторской организации направило композитора в Кронштадт, на находившийся там крейсер «Аврора» Балтийского флота, где Шостакович записал черновые наброски первой части. Задуманное произведение крупной симфонической формы было включено в программу концертов Ленинградской филармонии сезона 1934—1935 года[2]. В ноябре 1934 года в статье «Счастье познания» композитор писал, что у него есть несколько неоконченных произведений, имея в ввиду незавершённую первую часть симфонии[3]. В музыковедческой литературе распространена точка зрения о том, что Шостакович приступил к работе над новой симфонией в сентябре 1934 года[4]. Однако сочинение шло трудно, работа не складывалась. По этому поводу композитор писал: «Это должна быть монументальная программная вещь больших мыслей и больших страстей. И, следовательно, большой ответственности. Многие годы я вынашиваю её. И всё же до сих пор ещё не нащупал её формы и „технологию“». Созданные композитором эскизы и заготовки его не удовлетворили, и он принял решение начать работу заново[2].
В апреле 1935 года композитор говорил, что он находится в исканиях, стремится найти «собственный, простой и выразительный музыкальный язык»[5]:
Часто „простота“ переходит в эпигонство. Но говорить просто — это не значит говорить так, как говорили 50—100 лет тому назад. Это ошибка, в которую впадают многие композиторы, боясь упреков в формализме. И формализм и эпигонство — злейшие враги советской музыкальной культуры. Минуя эти Сциллу и Харибду, советский композитор сможет стать подлинным певцом нашей великой эпохи[5].