В классическом учебнике «Риторика» Н. Ф. Кошанского[1], по которому преподавали этот предмет в начале XIX века, хрия рассматривалась как частная комбинация одного из 24 так называемых топосов — «общих мест», присутствующих в любом литературном сочинении. Одной из областей применения хрии является амплификация. Наука риторики выделяет в составе хрии следующие основные части:
Хрия, таким образом, есть некая совокупность приёмов для развития предложенной темы. В античные времена, когда ораторское искусство стало предметом системного научного осмысления и риторика возникает как наука «изобретения и расположения мыслей», первые риторы-теоретики начинают систематизировать эти способы. Используемые в учебных целях сборники хрий были популярны; древнейшие из них были составлены риторами Гермогеном и Афтонием.
Сам термин «изобретение» применительно к риторике имел не техническое, как сегодня, а специфически литературное значение, что видно из приводимых ниже цитат.
С античных времён вплоть до середины XIX века упражнения в составлении хрий составляли важный элемент обучения риторике. Составление хрий было одним из излюбленных заданий, которые давали студентам профессора словесности. При том что приведённые выше научные определения хрии уже сами по себе достаточно скучны, в Московском университете первой трети XIX века дело усугублялось тем, что вёл эти занятия профессор П. В. Победоносцев — человек, чьи лекции, по воспоминаниям ставших затем писателями студентов, отличались изрядной скукой[3]. Вспоминая студенческую риторику один за другим, они, не сговариваясь, решили начать свои рассказы с хрий.
Как вспоминает П. И. Прозоров, на такой лекции Победоносцева заскучал В. Г. Белинский: «Не забыть мне одного забавного случая с ним на лекции риторики. Преподаватель её, Победоносцев, в самом азарте объяснения хрий вдруг остановился и, обратившись к Белинскому, сказал:
Студенты разразились смехом. Победоносцев «с гордым презрением» отвернулся и продолжил свою лекцию о хриях, инверсах и автониянах. Как и следовало ожидать, «горько потом пришлось Белинскому за его убийственно едкий ответ»[4].