Под экспрессионизмом применительно к литературе понимают целый комплекс течений и направлений в рамках европейского модернизма начала XX века[1]. Часто речь ведут о немецком экспрессионизме, так как экспрессионизм стал господствующим литературным течением именно в немецкоязычных странах — Германии и Австрии[2].
К экспрессионизму относится творчество немецкоязычной «пражской школы». Пражских писателей (Франц Кафка, Густав Майринк, Лео Перуц, Альфред Кубин, Пауль Адлер, а также Карел Чапек) при всей несхожести их творческих установок объединяет интерес к ситуациям абсурдной клаустрофобии, фантастическим сновидениям, галлюцинациям[источник не указан 4028 дней]. Отдельные писатели-экспрессионисты работали и в других европейских странах — России (Л. Андреев, Е. Замятин), Польше (Т. Мичинский) и др.
В качестве оригинальных течений в недрах литературного экспрессионизма некоторые специалисты рассматривают французский дадаизм и советскую группу ОБЭРИУ. В то же время многие литературоведы считают их самостоятельными литературными направлениями.
В немецком литературоведении выделяется понятие «экспрессионистского десятилетия»: 1914—1924 годы. Это время наибольшего расцвета этого литературного направления. Хотя его периодизация, как и четкое определение самого понятия «экспрессионизм», до сих пор остается достаточно условной[источник не указан 4028 дней].
Вообще, это направление в литературе в основном связывают с деятельностью немецкоязычных авторов довоенного времени. В Германии центром движения был Берлин (хотя были отдельные группы в Дрездене и Гамбурге), в Австро-Венгрии — Вена. В других странах литературный экспрессионизм так или иначе развивался под прямым или косвенным влиянием немецкоязычных литератур[источник не указан 4028 дней].
В Германии и Австрии это направление приобрело огромный масштаб. Так, «Справочник авторов и книг экспрессионизма» П. Раабе приводит имена 347 авторов[3]. В предисловии его автор характеризует экспрессионизм как «повальное явление, редкое для Германии», «общенемецкое духовное движение» такой мощи и притягательности, что «нигде и не брезжило какое-то контрдвижение или противодействие»[4]. Это позволяет исследователям говорить о том, что глубина этого литературного явления до сих пор не исчерпана до конца: