«Челове́к-зверь» (фр. La Bête humaine) — фильм режиссёра Жана Ренуара, снятый во Франции в 1938 году. Драма по одноимённому роману Эмиля Золя.
Машинист локомотива Жак Лантье страдает приступами немотивированной агрессии, особенно во взаимоотношениях с женщинами. Только работа может отвлечь его мысли от желаемого убийства.
Однажды Жак в выходной день отправляется навестить свою крёстную мать. В вагоне поезда он становится свидетелем того, как в темноте тоннельного перегона происходит убийство. Лантье утаивает от полиции известные ему события из-за сочувствия и симпатии к молодой особе, Северин Рубо, которую он видел в тот вечер выходящей со своим мужем из купе, где было совершено преступление.
Одноимённый роман Золя является частью серии из 20 произведений об одной семье на протяжении нескольких десятилетий французской истории. Фильм Ренуара тесно (но не детально) взаимосвязан с известным литературным первоисточником. И, вероятно, именно поэтому фильм остался в тени других шедевров режиссёра тех лет — «Великая иллюзия» (фр. La Grande illusion, 1937 год) и «Правила игры» (фр. La Règle du jeu, 1939 год).
Являясь одним из главных выразителей идей натурализма в литературе, Золя исследует человеческие качества членов семьи, влияющих и проявляющихся в следующих поколениях. Жан Габен, великолепно исполняя роль Жака Лантье, тем не менее, не смог бы донести всю предысторию страстей своих предков, рассказанную ранее его литературным автором. Понимая это, Ренуар отображает мощь и силу своего героя через необычные ракурсы съёмок локомотива: сокрушительная железная мощь и взрывная энергия машины, неудержимо несущаяся к предопределённому маршрутом конечному пункту.[1]
Ренуар уделяет огромное место внешней атрибутике железной дороги: фильм начинается и заканчивается различными точками съёмки мчащегося поезда, детальная сцена движения по одному из перегонов достигает 10 минут. За это картина подвергась критике Сергея Эйзенштейна: «В этом фильме мы не увидели ничего из поразительной симфонии железных дорог, паровозов, рельсов, машинного масла, угля, пара и семафоров. При том, что соответствующего изобразительного мяса — паровозов, рельсов, семафоров — в фильме много, и снято все это с несомненной любовью. Социальные символы сумели подмять под себя поэзию железной дороги».[2] В целом фильм выдержан в духе поэтического реализма или, в терминологии критиков из США, пре-нуар.[3]