Из Википедии, бесплатной энциклопедии
Перейти к навигации Перейти к поиску

Виктор Кузен ( французский:  [kuzɛ̃] ; 28 ноября 1792 - 14 января 1867) был французским философом . Он был основателем « эклектики », влиятельной школы французской философии, которая объединила элементы немецкого идеализма и шотландского реализма здравого смысла . Будучи администратором государственного обучения более десяти лет, Кузен также оказал важное влияние на французскую образовательную политику.

Биография [ править ]

Ранние годы [ править ]

Сын часовщика, он родился в Париже , в квартале Сен-Антуан. В возрасте десяти лет его отправили в местную гимназию , лицей Карла Великого , где он проучился до восемнадцати лет. Лицей были органически связаны с Французским университетом и его факультетами со времен их наполеоновского института ( степень бакалавра была присуждена жюри из университетских профессоров) Кузен был «коронован» в древнем зале Сорбонны за написанную им латинскую речь, которой он владел. первая премия на concours général , соревновании между лучшими учениками лицеев(создан при Ancien Régime и восстановлен при Первой империи, и до сих пор существует). Классическое обучение в лицее сильно расположило его к литературе, или, как ее тогда называли , красноречию . Среди однокурсников он уже был известен своим знанием греческого языка . Из лицея он окончил самую престижную школу высшего образования, École Normale Supérieure (как ее теперь называют), где Пьер Ларомигьер читал лекции по философии.

Во втором предисловии к « Философским фрагментам» , в котором он откровенно заявляет о различных философских влияниях своей жизни, Кузен говорит о чувстве благодарности, вызванном воспоминанием о том дне, когда он впервые услышал Ларомигьера. «Тот день решил всю мою жизнь». Laromiguière преподавал философию Джона Локка и Кондильяк , счастливо модифицированный на некоторые моменты, с четкостью и изяществом , которые по внешнему виду по крайней мере , снятые трудности, и с очарованием духовного дружелюбия , которая проникла и покорила.» [4] , что школа остается с тех пор живым сердцем французской философии; Анри Бергсон , Жан-Поль Сартр и Жак Деррида среди его бывших учеников.

Раннее влияние на философскую мысль Кузена [ править ]

Кузен хотел читать лекции по философии и быстро получил должность мастера конференций ( maître de conférences ) в школе. Вторым великим философским импульсом его жизни было учение Пьера Поля Руайе-Коллара . Этот учитель, - говорит он нам, - «строгостью его логики, серьезностью и весомостью его слов постепенно и не без сопротивления повернул меня с проторенного пути Кондильяка на путь, который с тех пор стал таким легким, но которая тогда была болезненной и редко встречающейся, философия Шотландии ». [4] «Шотландская философия» - это философия «здравого смысла» Томаса Рида.и другие, которые учили, что и внешний мир, и человеческий разум (самоанализ, доказывающий существование «свободной воли» фактом сознания) имеют объективное существование. [ необходимая цитата ] В 1815–1816 Кузен занимал должность просителя (помощника) Руайе-Колларда на кафедре истории современной философии факультета литературы. Другим мыслителем, оказавшим на него влияние в этот ранний период, был Мэн де Биран , которого Кузен считал непревзойденным психологом-наблюдателем своего времени во Франции. [4]

Эти люди сильно повлияли на философскую мысль Кузена. Ларомигьеру он приписывает урок разложения мысли, хотя сведение ее к ощущениям было недостаточным. Руайе-Коллар учил его, что даже ощущение подчиняется определенным внутренним законам и принципам, которые оно само не объясняет, которые превосходят анализ и естественное наследие разума. Де Биран специально исследовал явления воли. Он научил его различать во всех познаниях, и особенно в простейших фактах сознания, произвольную деятельность, в которой действительно проявляется наша личность. Именно через эту «тройную дисциплину» впервые была развита философская мысль Кузена, и в 1815 году он начал публичное преподавание философии в Нормальной школе и на факультете письма.[4]

Затем он занялся изучением немецкого языка , работал в Иммануил Кант и Фридрих Генрих Якоби , и стремился овладеть натурфилософии из Шеллинг , который в первую значительно привлекало его. Влияние Шеллинга можно очень заметно наблюдать в более ранней форме его философии. Он симпатизировал принципу веры Якоби, но считал его произвольным до тех пор, пока он не признавался обоснованным. В 1817 году он уехал в Германию и встретил Гегеля в Гейдельберге . Энциклопедия философии Гегеля Wissenschaftenпоявился в том же году, и у Кузена была одна из самых ранних копий. Он думал, что Гегель не особенно любезен, но они стали друзьями. В следующем году Кузен отправился в Мюнхен, где он впервые встретился с Шеллингом, и провел месяц с ним и Якоби, получая более глубокое понимание философии природы. [4]

Политические проблемы мешают карьере [ править ]

Политические проблемы Франции на время помешали его карьере. В событиях 1814–1815 гг. Он встал на сторону роялистов. Он принял взгляды партии, известной как доктринер, философским лидером которой был Руайе-Коллар. Похоже, он пошел дальше и приблизился к крайне левым. Затем последовала реакция против либерализма, и в 1821–1822 Кузен был лишен должностей на факультете письма и в Педагогической школе. Нормальная школа была сметена, и Кузен разделил судьбу Гизо , которого выгнали с кафедры истории. Этот вынужденный отказ от публичного обучения был смешанным благословением: он отправился в Германию с целью дальнейшего изучения философии. В то время как в Берлинев 1824–1825 гг. он был брошен в тюрьму либо по нечетко сформулированному политическому обвинению по просьбе французской полиции, либо в результате нескромной беседы. Освободившись через шесть месяцев, он оставался под подозрением французского правительства в течение трех лет. Именно в этот период он разработал отличительные черты его философской доктрины. Его эклектизм, его онтология и его философия истории были заявлены в принципе и в большинстве их важных деталей в « Философских фрагментах» (Париж, 1826). Предисловие ко второму изданию (1833 г.) и третьему (1838 г.) изданию было направлено на защиту его принципов против современной критики. Даже лучшие из его более поздних книг, Philosophie écossaise ,Du vrai, du beau, et du bien и Philosophie de Locke были просто зрелыми редакциями его лекций в период с 1815 по 1820 годы. Лекции о Локке были впервые составлены в 1819 году и полностью разработаны в течение 1829 года. [4]

В течение семи лет, когда ему не позволяли преподавать, он, помимо « Фрагментов» , выпустил издание произведений Прокла (6 томов, 1820-1827 гг.) И произведений Рене Декарта (II тома, 1826 г.). Он также начал свой « Перевод Платона» (13 томов), который занимал его свободное время с 1825 по 1840 год. Во « Фрагментах» очень отчетливо видно слияние различных философских влияний, благодаря которым его мнения в конце концов созрели. Ибо Кузен был столь же эклектичен в мыслях и привычках, как и в философских принципах и системе. Именно с публикацией « Фрагментов 1826 года» связано первое значительное расширение его репутации. В 1827 г. последовалCours de l'histoire de la философия . [5]

Восстановление в университете [ править ]

В 1828 году де Ватимениль, министр народного образования в министерстве Мартиньяка , отозвал Кузена и Гизо на их профессорские должности в университете. Следующие три года были периодом величайшего триумфа Кузена как лектора. Его возвращение в кресло стало символом торжества конституционных идей и было встречено с энтузиазмом. Зал Сорбонны был переполнен, как ни один из учителей философии в Париже не был со времен Пьера Абеляра . Красноречие лектора смешивалось с умозрительным изложением, и он обладал исключительной силой риторической кульминации. Его философия поразительно показала обобщающую тенденцию французского интеллекта и его логическую потребность группировать детали вокруг основных принципов. [6]

В духовной философии Кузена был моральный подъем, который затронул сердца его слушателей и, казалось, стал основой для более высокого развития национальной литературы и искусства, и даже политики, чем традиционная философия Франции. Его лекции вызвали больше пылких учеников, чем у любого другого современного профессора философии. Судя по его педагогическому влиянию, Кузен занимает ведущее место в рейтинге профессоров философии, которые, подобно Якоби, Шеллингу и Дугальду Стюарту , объединили в себе способности спекулятивного, объяснительного и творческого воображения. Вкус к философии, особенно к ее истории, возродился во Франции до такой степени, которая была неизвестна с 17 века. [6]

Влияние на других [ править ]

Среди тех , кто под влиянием Кузен были Эдгар Аллан По , Теодору Симона Жуффруа , Жан Филиберта Дамирон , Adolphe Garnier , Прудон , Жюль Бартельми Сен-Илер , Жан Гаспара Феликса Равессон , Шарль де Ремюз , Ральф Уолдо Эмерсона , Жюль Симон , Поль Жане , Адольф Франк и Патрик Эдвард Дав, который посвятил ему свою «Теорию человеческого прогресса» - Жуфруа и Дамирон были первыми соратниками. студенты, а затем ученики. Жуффруа всегда твердо придерживался ранних - французских и шотландских - импульсов учения Кузена. Кузен продолжал читать лекции в течение двух с половиной лет после своего возвращения на кафедру. Сочувствуя июльской революции, новое правительство сразу же признало его другом национальной свободы. В июне 1833 года он объясняет как свою философскую, так и политическую позицию: «У меня было преимущество в том, что я в течение многих лет объединял против меня как сенсационные, так и теологические идеи.школа. В 1830 году обе школы вышли на арену политики. Сенсационная школа вполне естественно произвела демагогическую партию, и теологическая школа стала столь же естественным абсолютизмом, безопасным время от времени заимствуя маску демагога для лучшего достижения своих целей, как и в философии скептицизмом обязуется восстановить теократию. С другой стороны, тот, кто борется с любым исключительным принципом в науке, был вынужден отвергать также любой исключительный принцип в государстве и защищать представительное правительство » [6].

Влияние на первичную инструкцию [ править ]

Правительство не замедлило почтить его память. Министерство, возглавляемое его другом Франсуа Гизо, побудило его стать членом совета по общественному образованию и государственным советником, а в 1832 году он стал пэром Франции . Он перестал читать лекции, но сохранил за собой звание профессора философии. Наконец, он принял должность министра государственного образования в 1840 году под руководством Адольфа Тьера . Кроме того, он был директором Педагогической школы и фактическим руководителем университета, а с 1840 года - членом Академии моральных и политических наук в Institut de France.. Его характер и официальное положение в этот период дали ему большую власть в университете и в системе образования страны. [6]

Самой важной работой, которую он проделал в этот период, была организация начального обучения. Благодаря усилиям Кузена Франция была обязана своим прогрессом в отношении начального образования между 1830 и 1848 годами. Пруссия и Саксония подали национальный пример, и Франция руководствовалась в этом Кузеном. Забыв о национальных бедствиях и личных ошибках, он смотрел на Пруссию как на лучший пример организованной системы национального образования; и его убедили, что «перенос образования Пруссии во Францию ​​принесет более благородный (хотя и бескровный) триумф, чем трофеи Аустерлица и Йены.Летом 1831 года по заказу правительства он посетил Франкфурт и Саксонию и провел некоторое время в Берлине. Результатом стала серия отчетов министру, впоследствии опубликованных как Rapport sur l'Etat de l'instruction publique. dans quelques pays de l'Allemagne et Partulièrement en Prusse (сравните также De l'instruction publique en Hollande , 1837). Его взгляды были с готовностью приняты по его возвращении во Францию, и вскоре после его влияния был принят закон о первичном обучении. (См. Его Exposé des motifs et projet de loi sur l'instruction primaire, presentés à la chambre des députés , séance du 2 janvier 1837. ) [6]

Как сказано в « Эдинбургском обозрении» (июль 1833 г.), эти документы «знаменуют собой эпоху в развитии национального образования и напрямую способствуют достижению результатов, важных не только для Франции, но и для Европы». Отчет был переведен на английский язык Сарой Остин.в 1834 году. Перевод часто переиздавался в Соединенных Штатах Америки. Законодательные органы Нью-Джерси и Массачусетса распределяли его в школах за счет штатов. Кузен отмечает, что из всех полученных им литературных наград «ничто не тронуло меня больше, чем звание иностранного члена Американского института образования». Просвещенным взглядам министерств Гизо и Тьера при короле-гражданине, а также рвению и способностям Кузена в организационной работе Франция обязана лучшим в своей системе начального образования национальным интересам, которые прежде были заброшенный во время Французской революции, Империя и Реставрация (см. Exposé, стр. 17). В первые два года правления Луи-Филиппа для просвещения народа было сделано больше, чем предполагалось или достигалось за всю историю Франции. В защиту университетского образования в 1844 году он мужественно выступил в палате сверстников, выступая против клерикальной партии, с одной стороны, и уравнивающей или филистимской партии, с другой. Его выступления по этому поводу были опубликованы в трактате « Защита университета и философии» (1844 и 1845 гг.). [6]

Период сочинительства с 1830 по 1848 год [ править ]

Этот период официальной жизни с 1830 по 1848 год в том, что касается философских исследований, был потрачен на пересмотр его прежних лекций и сочинений, на подготовку их для публикации или переиздания, а также на исследования определенных периодов сложной истории философии. В 1835 году появилась книга «Метафизика д'Аристот», суви д'ун эссаи де перевод на премьера и дузиэм ливр ; в 1836 г. - « Кур де философского исповедания à la faculté des lettres pendant l'année 1818» и « uvres inédites d'Abélard» . Этот курс философии появился позже, в 1854 году, как Du vrai, du beau, et du bien . С 1825 по 1840 гг. Появлялся Cours de l'histoire de la Философия , в 1829 г.Мануэль де л'истуар философии де Теннеманна , перевод с немецкого. В 1840-1841 мы имеем Cours d'Histoire де ла Философии морального помощница XVIII е Siecle (5 тт.). В 1841 г. появилось его издание « Философских романов Мэн-де-Биран» ; в 1842 г. « Leçons de Philоphie sur Kant» (англ. trans. AG Henderson, 1854) и в том же году « Des Pensées de Pascal» . Эти фрагменты NOUVEAUX были собраны и переизданы в 1847 г. Позже, в 1859 году, появился Петри Abaelardi Opera . [6]

Также в этот период Кузен, кажется, снова обратил внимание на те литературные исследования, которые он оставил для размышлений под влиянием Ларомигьера и Руай-Коллара. Этому возобновившемуся интересу мы обязаны его исследованиями известных мужчин и женщин во Франции в 17 веке. Результатом его работы в этой линии являются, помимо Des Pensées de Pascal , 1842, Audes sur les femmes et la société du XVII siècle 1853. Он нарисовал Жаклин Паскаль (1844), Мадам де Лонгвиль (1853), маркизы де Сабле (1854), то герцогиня де Шеврез (1856), мадам де Отфор (1856). [7] Кузен был избран иностранным почетным членомАмериканская академия искусств и наук в 1855 г. [8]

Когда правление Луи-Филиппа подошло к концу из-за противодействия его министерства во главе с Гизо требованию избирательной реформы и политике испанских браков, Кузен, который был против правительства по этим вопросам, сочувствовал Кавеньяку и Временному правительству. Он опубликовал брошюру « Справедливость и благотворительность» , смысл которой показал умеренность его политических взглядов. Это было заметно антисоциалистично. Но с этого периода он почти полностью ушел из общественной жизни и перестал обладать личным влиянием, которое он имел в предыдущие годы. После государственного переворота2 декабря он был лишен должности постоянного члена высшего совета общественного образования. Он стоял в стороне от Наполеона и Империи. Указ 1852 г. поместил его вместе с Гизо и Вильменом в звание почетного профессора. Он явно симпатизировал монархии при определенных конституционных гарантиях. Говоря в 1853 году о политических вопросах духовной философии, которой он преподавал при жизни, он говорит: «Она ведет человеческие общества к истинной республике, этой мечте всех щедрых душ, которая в наше время может быть реализована в Европе только путем конституционная монархия." [9]

Смерть [ править ]

В последние годы своей жизни он занимал анфиладу в Сорбонне, где жил просто и ненавязчиво. Главной особенностью комнат была его благородная библиотека, заветная коллекция на всю жизнь. Он умер в Каннах 14 января 1867 года, когда ему исполнилось семьдесят пять лет. Перед Сорбонной, под аудиториями факультета письма, табличка записывает отрывок из его завещания, в котором он завещает свою благородную и драгоценную библиотеку залам своей профессорской работы и триумфов. [9]

Философия [ править ]

Три отличительных момента [ править ]

В философии Кузена есть три отличительных момента. Это его метод, результаты его метода, а также его применение и результаты в истории, особенно в истории философии. Его философию принято называть эклектикой. Он эклектичен только во второстепенном и подчиненном смысле. Всякий эклектизм, который не является самоосуждаемым и бездействующим, подразумевает систему доктрины как основу, по сути, критерий истины. В противном случае, как отмечает сам Кузен, это просто слепой и бесполезный синкретизм.. А Кузен с самого начала своего философского учения видел и провозглашал необходимость системы, на которой базируется его эклектизм. Это действительно выдвигается как иллюстрация или подтверждение истинности его системы, как доказательство того, что исторические факты соответствуют его анализу сознания. Эти три пункта - метод, результаты и философия истории - тесно связаны с ним. Они развиваются в естественном порядке последовательности. На практике они становятся психологией , онтологией и эклектизмом в истории. [9]

Кузен настаивал на важности метода в философии. То, что он принимает, является обычным методом наблюдения, анализа и индукции. Этот метод наблюдения Кузен рассматривает как метод 18-го века, метод, который Декарт начал и оставил, и который Локк и Кондильяк применяли, хотя и несовершенно, и который Томас Рейди Кант использовал с большим успехом. Он настаивает на том, что это истинный метод философии в применении к сознанию, в котором только факты опыта проявляются. Но правильным условием применения метода является то, что он не должен из-за предубеждения системы упускать ни одного факта сознания. Если авторитет сознания хорош в одном случае, он хорош во всех. Если ни одному не верить, то ни одному нельзя верить. Предыдущие системы ошибались, не представляя фактов сознания. [9]

Метод наблюдения [ править ]

Примененный к сознанию метод наблюдения дает нам психологию. Это основа и единственная надлежащая основа онтологии или метафизики, науки о бытии и философии истории. К наблюдению за сознанием Кузен добавляет индукцию в качестве дополнения к своему методу, под которым он подразумевает вывод относительно реальности, необходимый для данных сознания и регулируемый определенными законами, обнаруживаемыми в сознании, - законами разума. Благодаря такому объясненному методу наблюдения и индукции его философия будет очень четко отделена, с одной стороны, от дедуктивного построения понятий абсолютной системы, представленной Шеллингом или Гегелем, которую Кузен рассматривает как основанные просто на гипотезах и абстракциях, полученных незаконным путем; а с другой стороны, от Канта, и в некотором смыслесэра У. Гамильтона, оба из которых, с точки зрения Кузена, ограничиваются психологией и просто относительным или феноменальным знанием и вызывают скептицизм в том, что касается великих реалий онтологии. То, что Кузен психологически находит в индивидуальном сознании, он находит также спонтанно выраженным в здравом смысле или универсальном опыте человечества. Фактически, для него функция философии состоит в том, чтобы классифицировать и объяснить универсальные убеждения и верования; но здравый смысл для него не философия и не инструмент философии; это просто материал, на котором работает философский метод, и в согласии с которым в конечном итоге должны быть найдены его результаты.и вызывает скептицизм в отношении великих реалий онтологии. То, что Кузен психологически находит в индивидуальном сознании, он находит также спонтанно выраженным в здравом смысле или универсальном опыте человечества. Фактически, для него функция философии состоит в том, чтобы классифицировать и объяснить универсальные убеждения и верования; но здравый смысл для него не философия и не инструмент философии; это просто материал, на котором работает философский метод, и в согласии с которым в конечном итоге должны быть найдены его результаты.и вызывает скептицизм в отношении великих реалий онтологии. То, что Кузен психологически находит в индивидуальном сознании, он находит также спонтанно выраженным в здравом смысле или универсальном опыте человечества. Фактически, для него функция философии состоит в том, чтобы классифицировать и объяснить универсальные убеждения и верования; но здравый смысл для него не философия и не инструмент философии; это просто материал, на котором работает философский метод, и в согласии с которым в конечном итоге должны быть найдены его результаты.для него функция философии - классифицировать и объяснять универсальные убеждения и верования; но здравый смысл для него не философия и не инструмент философии; это просто материал, на котором работает философский метод, и в согласии с которым в конечном итоге должны быть найдены его результаты.для него функция философии - классифицировать и объяснять универсальные убеждения и верования; но здравый смысл для него не философия и не инструмент философии; это просто материал, на котором работает философский метод, и в согласии с которым в конечном итоге должны быть найдены его результаты.[9]

Три результата психологического наблюдения [ править ]

Три великих результата психологического наблюдения - это Чувствительность, Активность или Свобода и Разум. Эти три факта различаются по своему характеру, но в сознании их нельзя различить. Ощущения или факты чувствительности необходимы. Факты разума также необходимы, и разум не менее независим от воли, чем чувствительность. Только добровольные факты обладают характером вменяемости и индивидуальности. Только воля - это личность или Я. Я - это центр интеллектуальной сферы, без которой невозможно сознание. Мы находимся в странном мире, между двумя категориями явлений, которые нам не принадлежат, которые мы постигаем только при условии, что мы отличаемся от них. Далее, мы воспринимаем с помощью света, который исходит не от нас самих. Весь свет исходит от разума,и это разум, который постигает и себя, и чувственность, которая его окружает, и волю, которую он обязывает, но не сдерживает. Таким образом, сознание состоит из этих трех неотъемлемых и неотделимых элементов. Но Разум - это непосредственная основа знания и самого сознания.[9]

Но в учении Кузена об активности или свободе и в его учении о разуме есть особенность, которая глубоко проникает в его систему. Это элемент спонтанности воли и разума. В этом суть новизны его учения о знании и бытии. Свобода или свобода - это общий термин, обозначающий причинуили быть наделенным самодеятельностью. Это само по себе и его собственное развитие его собственная конечная причина. Свобода воли такова, хотя ей предшествуют обдумывание и решимость, т. Е. Размышление, поскольку мы всегда осознаем, что даже после определения мы свободны воли или не воли. Но есть первичный вид воли, не имеющий отражения для своего состояния, но свободный и спонтанный. Мы должны были сначала пожелать таким образом спонтанно, иначе мы не могли бы знать до нашей рефлексивной воли, что мы можем хотеть и действовать. Спонтанное волеизъявление свободно как рефлексивное, но это предшествующий акт из двух. Этот взгляд на свободу воли - единственный, соответствующий фактам человечества; он исключает рефлексивную волю и объясняет энтузиазм поэта и художника в процессе творчества;он объясняет также обычные действия человечества, которые, как правило, совершаются спонтанно, а не после размышлений.[9]

Доктрина разума [ править ]

Но именно в его учении о разуме лежит отличительный принцип философии Кузена. Разум, данный нам психологическим наблюдением, разум нашего сознания безличен по своей природе. Мы этого не делаем; его характер прямо противоположен индивидуальности; он универсален и необходим. Признание универсальных и необходимых принципов познания - важнейший момент психологии; следует поставить на первое место и подчеркнуть до последнего, что они существуют и что они полностью безличны или абсолютны. Число этих принципов, их перечисление и классификация - важный момент, но он вторичен по отношению к признанию их истинной природы. Это был момент, который Кант упустил в своем анализе:и это основная истина, которую, по мнению Кузена, он восстановил целостность философии с помощью метода наблюдения сознания. И как установить эту безличность или абсолютность условий познания? По сути, ответ заключается в том, что Кант ошибся, поставив на первое место необходимость как критерий этих законов. Это привело их в сферу рефлексии и дало им гарантию невозможность думать, что они перевернуты; и привели к тому, что они стали рассматриваться как полностью относящиеся к человеческому разуму, ограниченные сферой феноменального, неспособные раскрыть нам субстанциальную реальность - необходимую, но субъективную. Но это испытание на необходимость совершенно вторично; эти законы нам не гарантированы; все они даны нам, даны нашему сознанию,в акте спонтанного восприятия или «постижения», немедленно, мгновенно, в сфере над рефлексивным сознанием, но в пределах досягаемости знания. И «вся субъективность со всеми отражениями истекает в спонтанности апперцепции. Разум становится субъективным из-за отношения к произвольному и свободному« я »; но сам по себе он безличен; он не принадлежит тому или иному« я »бесчеловечности; он принадлежит даже не к человечество. Мы можем с уверенностью сказать, что природа и человечество принадлежат ему, ибо без его законов оба погибнут ».Причина становится субъективной по отношению к добровольному и свободному «я»; но само по себе оно безлично; он не принадлежит той или иной бесчеловечности; он принадлежит даже не человечеству. Мы можем с уверенностью сказать, что природа и человечество принадлежат ему, ибо без его законов оба погибли бы ».Причина становится субъективной по отношению к добровольному и свободному «я»; но само по себе оно безлично; он не принадлежит той или иной бесчеловечности; он принадлежит даже не человечеству. Мы можем с уверенностью сказать, что природа и человечество принадлежат ему, ибо без его законов оба погибли бы ».[10]

Но сколько таких законов? Кант, анализируя деятельность Аристотеля в наше время, дал полный список законов мысли, но его классификация произвольна и может быть законно сокращена. Согласно Кузену, есть только два основных закона мышления: причинно-следственный и субстанциальный . Из них естественно вытекают все остальные. В естественном порядке субстанция является первой, а причинность - второй. В порядке приобретения нашего знания причинность предшествует субстанции, или, скорее, оба даны нам друг в друге и одновременны в сознании. [11]

Эти принципы разума, причины и субстанции, заданные таким образом психологически, позволяют нам выйти за пределы относительного и субъективного к объективной и абсолютной реальности, они позволяют нам, одним словом, перейти от психологии., или наука знания, онтология или наука о бытии. Эти законы неразрывно смешаны в сознании с данными воли и ощущения, со свободной деятельностью и фатальным действием или впечатлением, и они направляют нас к восхождению к личному существу, я или свободному делу, и к безличной реальности, не- я - природа, мир силы - лежащий вне нас и изменяющий нас. Поскольку я называю себя актом внимания и воли, я не могу не отнести это ощущение к какой-то причине, обязательно отличной от меня, то есть к внешней причине, существование которой для меня так же несомненно, как и мое собственное существование, поскольку Явление, которое наводит меня на мысль, так же определенно, как и явление, предполагающее мою реальность, и оба даны друг другу. Так я попадаю в объективный безличный мир сил, который соответствует разнообразию моих ощущений.Отношение этих сил или причин друг к другу - это порядок Вселенной.[11]

Но эти две силы, «я» и «не-я», взаимно ограничивают друг друга. Поскольку разум постиг эти два одновременных явления, внимание и ощущение, и сразу же привел нас к пониманию двух видов различных абсолютных причин, коррелятивных и взаимно конечных, с которыми они связаны, так что из понятия этого ограничения мы находим невозможно под одним и тем же руководством не постичь высшую причину, абсолютную и бесконечную, которая сама является первой и последней причиной всего. Это относительно «я» и «не-я», каковы их собственные эффекты. Эта причина самодостаточна, и ее достаточно. Это Бог; он должен пониматься под понятием причины, связанной с человечеством и миром. Он является абсолютной субстанцией только постольку, поскольку он является абсолютной причиной философии, и его сущность заключается именно в его творческой силе.Таким образом он творит, и он творит обязательно.[11]

Эта теодицея Кузена достаточно явно открыла ему путь к обвинению в пантеизме. Он отталкивает это, и его ответ можно резюмировать следующим образом. Пантеизм - собственно обожествление закона явлений, вселенского Бога . Но я различаю две конечные причины «я» и «не-я» друг от друга и от бесконечной причины. Они не являются простыми модификациями этой причины или свойств, как у Спинозы, - они являются свободными силами, имеющими «свою силу или источник действия в самих себе, и этого достаточно для нашей идеи независимой конечной реальности. Я придерживаюсь этого и считаю отношение их как следствий к единой высшей причине. Бог, за которого я прошу, не является ни божеством пантеизма , ни абсолютным единством элеатов., существо, оторванное от всякой возможности творения или множественности, просто метафизическая абстракция. Божество, которого я поддерживаю, является творческим и обязательно творческим. Божество Спинозыа элеаты - это просто субстанция, а не причина ни в каком смысле. Что касается необходимости действия или созидания, при которой существует Божество, то это высшая форма свободы, это свобода спонтанности, деятельности без обдумывания. Его поступок не является результатом борьбы страсти и добродетели. Он безгранично свободен. Чистейшая непосредственность в человеке - всего лишь тень свободы Бога. Он действует свободно, но не произвольно, и с осознанием того, что может выбрать противоположную часть. Он не может обдумывать или желать, как мы. Его спонтанное действие сразу исключает усилия и невзгоды воли и механическое действие необходимости. [11]

Элементы, обнаруживаемые в сознании, также можно найти в истории человечества и в истории философии. Во внешней природе есть расширение и сжатие, которые соответствуют спонтанности и отражению. Внешняя природа снова в отличие от человечности выражает непосредственность; человечество выражает размышления. В истории человечества Восток представляет собой стихийный этап; языческий и христианский мир представляют собой стадии рефлексии. Впоследствии это было изменено, расширено и более полно выражено в том, что человечество в своем универсальном развитии имеет три основных момента. Во-первых, на спонтанной стадии, когда рефлексия еще не развита, а искусство несовершенно, человечество думает только о необъятном вокруг него. Он озабочен бесконечным. Во-вторых, на стадии рефлексии ум стал объектом самого себя.Таким образом, он познает себя явно или рефлексивно. Его собственная индивидуальность теперь единственная или, по крайней мере, высшая вещь. Это момент конечного. В-третьих, наступает эпоха, когда «я» или «я» подчиняются. Разум осознает еще одну силу во вселенной. Конечное и бесконечное становятся двумя реальными коррелятами в отношении причины и продукта. Это третья и высшая ступень развития, отношение конечного и бесконечного. Поскольку философия - не что иное, как высшее выражение человечества, эти три момента будут представлены в его истории. Восток олицетворяет бесконечное, Греция - конечную или рефлексивную эпоху, современная эпоха - стадию отношения или соотношения бесконечного и конечного. В богословии доминирующая философская идея каждой из этих эпох приводит к пантеизму, политеизму, теизму.В политике у нас есть соответствие также с идеями монархии, демократии и конституционного строя.[11]

Таким образом, эклектизм означает применение психологического метода к истории философии. Столкнувшись с различными системами, согласованными как сенсуализм, идеализм, скептицизм, мистицизм, с фактами сознания, был достигнут результат пропасти, «что каждая система выражает порядок явлений и идей, который на самом деле очень реален, но не соответствует действительности. единственное в сознании, и которое в то же время занимает почти исключительное место в системе; отсюда следует, что каждая система не ложна, а неполна, и что при повторном объединении всех неполных систем мы должны иметь полную философию, адекватную совокупность сознания ". Философия, усовершенствованная таким образом, будет не просто совокупностью систем, как это невежественно предполагается, но интеграцией истины в каждую систему после того, как ложное или неполное отбрасывается.[11]

Сравнение с Кантом, Шеллингом и Гегелем [ править ]

Такова в общих чертах система. Историческое положение системы заключается в ее отношении к Канту, Шеллингу и Гегелю. Кузен был против того, чтобы утверждать Канта, что необусловленное в форме бесконечной или абсолютной причины - всего лишь неосуществимая попытка или усилие со стороны и нечто отличное от простого отрицания, но не эквивалентное позитивной мысли. У Кузена абсолют как основа бытия положительно воспринимается разумом и делает все остальное понятным; это не определенная гипотетическая или регулирующая потребность, как у Канта. [12]

И снова Кузен соглашается с Шеллингом, считая это высшее основание всех положительно воспринимаемым и источником развития, но он категорически отвергает метод Шеллинга. Интеллектуальная интуиция либо попадает в поле зрения сознания, либо нет. Если нет, то как узнать, что он и его объект идентичны? Если да, то это относится к сфере психологии; и возражения против него как родственника, сделанные самим Шеллингом, должны быть рассмотрены. Интеллектуальная интуиция Шеллинга - это простое отрицание знания. [12]

Опять же, чистое бытие Гегеля - это просто абстракция, незаконно принятая гипотеза, которую он нигде не пытался подтвердить. Сама точка, которую необходимо установить, - это возможность достичь бытия per se или чистого бытия; однако в гегелевской системе это как раз то, что считается отправной точкой. Помимо этого, конечно, можно было бы выдвинуть возражения против метода развития, поскольку он не только подрывает принцип противоречия, но и стимулирует отрицание как средство продвижения или развития всего тела человеческого знания и реальности. Интеллектуальная интуиция Шеллинга, как над сознанием, чистое существо Гегеля, как пустая абстракция, не подтвержденная, незаконно предполагаемая и произвольно развитая, одинаково бесполезна в качестве основы метафизики. Это привело кузена, все еще придерживаясь существенного знания о бытии,обосновать это в анализе сознания, в психологии.[12]

Абсолютное или бесконечное [ править ]

Абсолютное или бесконечное - безусловная основа и источник всей реальности - все же воспринимается нами как непосредственное данное или реальность; и это постигается в сознании - при его состоянии, а именно в различении субъекта и объекта, познающего и познаваемого. Доктрина Кузена подверглась критике сэром У. Гамильтоном.в «Эдинбургском обозрении» 1829 г., и примерно в то же время он был замечен Шеллингом. Возражения Гамильтона следующие. Соотношение идей бесконечного и конечного не обязательно подразумевает их корреляцию, как предполагает Кузен; напротив, предполагается, что конечное - это просто положительное, а бесконечное отрицательное одного и того же - что конечное и бесконечное - просто противоположные родственники. Из них «только положительное реально, отрицательное - лишь абстракция другого, а в высшей степени даже абстракция самой мысли». Изучение нескольких предложений под этим заголовком могло бы избежать пустяковой критики выдвинутого недавно возражения Гамильтона о том, что отрицание познания абсолютного или бесконечного подразумевает предрешенное знание этого.Как вы можете отрицать реальность того, чего не знаете? Ответ на этот вопрос состоит в том, что в случае противоречивых утверждений - А, а не А - последнее является простым отрицанием первого и ничего не постулирует; и отрицание понятия с положительными атрибутами в качестве конечного не выходит за пределы отмены данных атрибутов как объекта мысли. Бесконечное или не конечное не обязательно известно, прежде чем конечное будет отрицано, или для того, чтобы отрицать его; все, что нужно знать, - это само конечное; и его противоречивое отрицание не подразумевает положительного. Неорганизованность может соответствовать или не соответствовать положительному, то есть объекту или понятию с качествами, противоречащими организованному; но простое снятие организованного не постулирует его и не предполагает, что оно известно заранее или что существует что-то соответствующее ему.Это один из многих изъянов гегелевской диалектики, и он парализует всеЛогика. Во-вторых, условия разума, которые допускает Кузен, с необходимостью исключают возможность познания абсолюта - они считаются несовместимыми с его единством. Здесь Шеллинг и Гамильтон утверждают, что абсолют Кузена - всего лишь относительный. В-третьих, возражают, что для вывода обусловленного Кузен делает свой абсолют относительным; поскольку он делает это абсолютной причиной, то есть причиной, абсолютно существующей в отношении. Как таковое, оно обязательно ниже совокупности своих эффектов и зависит от них в действительности - одним словом, просто сила или становление. Кроме того, как теория творения, он делает творение необходимостью и разрушает представление о божественном. Кузен не ответил на критику Гамильтона, кроме как утверждал, что Гамильтон 'Доктрина неизбежно ограничивала человеческое знание и определенность психологией и логикой и разрушала метафизику, вводя незнание и неопределенность в ее высшую сферу, теодицею.[12]

Попытка сделать законы разума или мышления безличными, заявляя, что они находятся в сфере спонтанной апперцепции и выше рефлексивной необходимости, безуспешна. Причина, субстанция, время, пространство даны нам как реализованные в определенной форме. Ни в одном акте утверждения причины или субстанции, тем более в таком примитивном акте, мы не подтверждаем универсальность их применения. Могут быть частные примеры или случаи применения этих законов, но мы никогда не сможем получить сами законы в их универсальности, не говоря уже об абсолютной безличности. Никакие единичные примеры применения любого из них нами не придадут ему истинной универсальности. Единственная надежная проверка их универсальности в нашем опыте - это проверка их рефлексивной необходимости.Таким образом, мы, в конце концов, прибегаем к размышлениям как к основанию их универсального применения; простая спонтанность предчувствия бесполезна; их универсальность основана на их необходимости, а не на их необходимости в их универсальности. Насколько и в каком смысле это основание необходимости делает их личными - это, конечно, вопросы, которые еще предстоит решить.[12]

Но если эти три коррелятивных факта даны немедленно, Кузен, по-видимому, счел возможным подтвердить их в рефлексивном сознании. Он пытается проследить шаги, которые разум сделал спонтанно и осознанно, но неукоснительно. И здесь возникает вопрос: можем ли мы подтвердить в рефлексивном или опосредованном процессе это спонтанное постижение реальности? [12]

Я [ править ]

«Я» оказывается причиной силы, свободное в своем действии, на том основании, что мы обязаны соотносить волю сознания с «я» как ее причиной и ее конечной причиной. Из анализа неясно, наблюдается ли самость непосредственно как действующая или исходная причина, или же рефлексия, работающая по принципу причинности, вынуждена сделать вывод о ее существовании и характере. Если «я» действительно дано так, нам не нужен принцип причинности, чтобы вывести его; если бы это не было дано так, причинность никогда не могла бы дать нам ни понятие, ни факт «я» как причину или силу, тем более как конечную причину. Все, что он мог сделать, - это обосновать какую-то причину, но не ту или иную реальность как причину. И, кроме того, принцип причинности, если его справедливо выполнять, как универсальный и необходимый,не позволил бы нам остановиться на личности или воле как конечной причине его действия - волеизъявлении. Если вообще применить его к фактам, это приведет нас за пределы первого антецедента или термина предшественников воли к еще одной причине или основанию - фактически, приведет нас к бесконечному регрессу причин.[12]

Та же самая критика еще более решительно применима к влиянию не-я или мира сил, соответствующего нашим ощущениям, и их причине. Исходя из ощущений как нашей основы, причинность никогда не может дать нам этого, даже если допустить, что ощущение безлично в той мере, в какой оно не зависит от нашей воли. Причинность может сказать нам, что где-то существует причина какого-то ощущения; но что эта причина является силой или суммой сил, существующих в пространстве, независимо от нас и соответствующих нашим ощущениям, она никогда не могла сказать нам по той простой причине, что такое понятие не должно существовать в нашем сознании. Причинность не может увеличивать количество наших представлений и не может увеличивать количество известных нам реальностей. Все, что он может сделать, это заставить нас думать, что существует причина данного изменения,но что это за причина, она сама по себе не может сообщить нам или даже предположить, кроме того, что подразумевает, что она должна иметь следствие. Ощущение может возникнуть, насколько мы знаем, поскольку причинность ведет нас, вовсе не из мира сил, а из воли, подобной нашей, хотя и бесконечно более могущественной, действующей на нас, частично продвигающей и частично препятствующей нам. И действительно, такое предположение, при действии принципа причинности, находится в пределах вероятности, поскольку предполагается, что мы уже знаем такую ​​реальность - волю - в нашем собственном сознании. Когда Кузен, таким образом, попытался обосновать эти положения путем размышления, он отказался от очевидного преимущества своей другой позиции, заключающейся в том, что рассматриваемые реальности даны нам в немедленном и спонтанном постижении.Та же самая критика в равной степени относится к выводу абсолютной причины из двух ограниченных сил, которые он называет «я» и «не-я». Непосредственное спонтанное восприятие может захватить эту высшую реальность; но доказать это путем размышления как вывода о принципе причинности невозможно. Это простой паралогизм; мы никогда не можем вывести ни абсолютное, ни бесконечное из относительного или конечного.[13]

Истина состоит в том, что доктрина Кузена о спонтанном восприятии безличной истины представляет собой не более чем изложение на философском языке обычных убеждений и убеждений человечества. Это важно как предварительная стадия, но философия должным образом начинается, когда она пытается согласовать или систематизировать эти убеждения в гармонии, примирить кажущееся противоречие и оппозицию, как между коррелятивными понятиями конечного и бесконечного, очевидно конфликтующими понятиями личности и бесконечности. я и не-я; Одним словом, примирить разные стороны сознания друг с другом. И являются ли законы нашего разума законами всего разума и бытия - должны ли мы соотносить наши фундаментальные, интеллектуальные и моральные концепции с тем, что находится за пределами нашего опыта, и каким образом,или бесконечному существу - это проблемы, которые Кузен не может считать решенными. Это поистине нерешенные проблемы современной философии.[14]

Трудно сказать, что доктрина Кузена о спонтанности воли более успешна, чем его безличность разума через спонтанную апперцепцию воли. Внезапное, непреднамеренное волеизъявление может быть самым ранним и наиболее артистичным, но не лучшим. Воля - это, по сути, свободный выбор между альтернативами, и тот, который лучше всего осознан, потому что он наиболее рациональный. Аристотель коснулся этого момента, проведя различие между $ oi ~ X ~ -ns и srpoatpecric. Внезапное и непреднамеренное желание, представленное первым, по своему характеру полностью уступает свободному выбору последнего, руководствуясь и освещаемому разумом. В этом мы можем сознательно решить, что в наших силах; в этом мы подвержены тщетному желанию невозможного. Спонтанность приятна, иногда прекрасна,но в данном случае это не самое высокое качество того, что можно получить. Это можно найти в направляющей и просветляющей рефлексивной деятельности.[14]

Эклектизм не подлежит поверхностному возражению против того, чтобы действовать без системы или теста для определения полного или неполного. Но он открыт для возражений, если предположить, что конкретный анализ сознания достиг всех возможных элементов в человечестве и истории и всех их комбинаций. Могут спросить, может ли история иметь то, чего нет в индивидуальном сознании? В некотором смысле нет; но наш анализ может не дать всего, что есть, и мы не должны сразу навязывать этот анализ или какую-либо формулу истории. История может открыть нам в первую очередь истинные и оригинальные элементы и сочетания элементов в человеке с такой же вероятностью, как и исследование сознания. Кроме того, тенденция применения такого рода формул к истории заключается в предположении, что элементы развиваются в определенном регулярном или необходимом порядке.тогда как это может быть совсем не так; но мы можем найти в любую эпоху все смешанное, либо пересекающееся, либо кооперативное, как в сознании самого индивида. Кроме того, предполагается, что вопрос о том, как эти элементы могли возникнуть в общем сознании человечества, не существует или невозможен.[14]

Философия Кузена имела тенденцию обрисовывать в общих чертах вещи и дополнять детали в художественном и творческом интересе. Он был скорее наблюдательным и обобщающим, чем аналитическим и различающим. Его поиск принципов не был глубоким, а его способность к строгому последовательному развитию была ограничена. Он не оставил отличительного постоянного принципа философии, но оставил очень интересные психологические анализы и несколько новых, справедливых и истинных изложений философских систем, особенно Локка и философов Шотландии. Он был в то же время человеком впечатляющей власти, редкой и широкой культуры и высокой цели, намного превосходящей священнические представления и мещанскую ограниченность. Он был знаком с основными направлениями большинства философских систем.Его эклектизм был доказательством благоговейного сочувствия к борьбе человеческой мысли за достижение уверенности в высших проблемах спекуляции. Это была доктрина понимания и терпимости, которая составляла заметный и ценный контраст с высокомерием абсолютизма, догматизмом сенсуализма и доктриной церковной власти, проповедуемой теологической школой того времени. Его дух спас молодежь Франции от этих других влияний. Как реформатор системы образования и ученый, оказавший огромное влияние на других, Кузен выделяется среди выдающихся французов XIX века.и доктрине церковной власти, проповедуемой теологической школой того времени. Его дух спас молодежь Франции от этих других влияний. Как реформатор системы образования и ученый, оказавший огромное влияние на других, Кузен выделяется среди выдающихся французов XIX века.и доктрине церковной власти, проповедуемой теологической школой того времени. Его дух спас молодежь Франции от этих других влияний. Как реформатор системы образования и ученый, оказавший огромное влияние на других, Кузен выделяется среди выдающихся французов XIX века.[14]

Сэр В. Гамильтон (« Обсуждения» , стр. 541), один из его самых решительных противников, описал Кузена как «глубокого и оригинального мыслителя, ясного и красноречивого писателя, ученого, одинаково хорошо знакомого с древними и современными науками, превосходящего философа. ко всем предрассудкам возраста или страны, партии или профессии, и чья высокая эклектика, ищущая истину во всех формах мнений, прослеживает свое единство даже в самых враждебных системах ". [14]

См. Также [ править ]

  • Неокантианство

Примечания [ править ]

  1. ^ Энциклопедия философии Рутледжа: от Брахмана до Деррида , Тейлора и Фрэнсиса, 1998, стр. 10: «Эклектический спиритизм Виктора Кузена».
  2. ^ Dominic J. О'Мир, Плотины: Введение в Эннеад , Clarendon Press, 1993, стр. 116.
  3. Энциклопедия трансцендентализма , Infobase Publishing, 2014, «Кузен, Виктор (1782–1867)».
  4. ^ a b c d e f Чисхолм 1911 , с. 330.
  5. Перейти ↑ Chisholm 1911 , pp. 330-331.
  6. ^ a b c d e f g Чисхолм 1911 , стр. 331.
  7. Перейти ↑ Chisholm 1911 , pp. 331-332.
  8. ^ «Книга членов, 1780–2010: Глава C» (PDF) . Американская академия искусств и наук . Проверено 15 сентября 2016 года .
  9. ^ a b c d e f g Чисхолм 1911 , стр. 332.
  10. Перейти ↑ Chisholm 1911 , pp. 332-333.
  11. ^ a b c d e f Чисхолм 1911 , с. 333.
  12. ^ a b c d e f g Чисхолм 1911 , стр. 334.
  13. Перейти ↑ Chisholm 1911 , pp. 334-335.
  14. ^ a b c d e Чисхолм 1911 , с. 335.

Ссылки [ править ]

  • Ж. Бартелеми-Сен-Илер , В. Кузен, sa vie et sa correance (3 тома, Париж, 1895)
  • H Høffding , Hist. мод. Фил. II. 311 (англ. Пер., 1900)
  • CE Fuchs, Die Philosophie Victor Cousins (Берлин, 1847 г.)
  • Жюль Эмиль Ало, " Философия М. Кузена" (Париж, 1864 г.)
  • П. Жанет , Виктор Кузен и сын œuvre (Париж, 1885)
  • Жюль Симон , В. Кузен (1887)
  • Адольф Франк, Моралисты и философы (1872 г.)
  • JP Damiron , Souvenirs de vingt ans d'enseignement (Париж, 1859 г.)
  • Х. Тэн , в Les Philosophes (Париж, 1868 г.), стр. 79–202.
  • Гамильтон , Дискуссии о философии, литературе, образовании и университетской реформе (Лондон, 1852 г.)
  •  Эта статья включает текст из публикации, которая сейчас находится в открытом доступе :  Chisholm, Hugh, ed. (1911). « Кузен Виктор ». Encyclopdia Britannica . 7 (11-е изд.). Издательство Кембриджского университета. С. 330–335.

Внешние ссылки [ править ]

  • Работы Виктора Кузена в Project Gutenberg
  • Работы Виктора Кузена или о нем в Internet Archive
  • Работы Виктора Кузена в LibriVox (аудиокниги, являющиеся общественным достоянием)
  • Виктор Кузен в Find a Grave