Богословско-дидактические иконы (иначе Мистико-дидактические иконы)[1] — иконы, целью написания которых была передача богословских и вероучительных истин.
Внешней особенностью икон подобного рода является сложность композиции, изображение на иконе множества людей, в том числе и не относимых церковью к числу святых, «многоличность» изображения, использование символических изображений и аллегорий. «Иконопись стремится к выражению религиозных идей и богословских учений — и нигде она не достигает этой цели полнее, как в многоличных изображениях, которые, истолковывая текст, являются как бы богословскими, дидактическими поэмами»[2], — пишет знаток древнерусского искусства Ф. И. Буслаев.
Возникновение нового типа иконописи произошло в XV веке на православном Востоке, на территориях бывшей Византийской империи и на Балканах. В это время там появляются новые иконописные сюжеты, такие как «София — Премудрость Божия», «Единородный Сыне», «Шестоднев», «Отче наш», «Отечество», «Похвала Божией Матери», «Неопалимая купина», «Собор Божией матери», «Суббота всех святых», «Литургия» и подобные им. К новым композициям добавляются и новые чины: Пророческие, Праотцев, в том числе и немыслимые для Византии чины древних языческих мудрецов[3] и сивилл[4]. Источником для новых изображений послужили миниатюры рукописей, которые теперь перекочевали на иконные доски.
Появление «толкового» (схоластического) момента в иконописи во многом обусловлено влиянием латинской схоластики, отразившейся в католической книжной миниатюре и иконописи. Особая роль в этом принадлежит венецианской школе, которая сама (наряду с сиенской школой) испытывала значительное влияние византийского искусства. Однако на Востоке развитие нового типа иконописи идёт самостоятельно: православные иконописцы разрабатывают темы в привычной для них манере и в соответствии с православной догматикой[5].
В Россию новый вид иконописи проникает через западные русские города Псков и Новгород. Однако русские иконописцы не ограничиваются копированием готовых сюжетов, а пытаются развить их дальше, вводят в них новые элементы, часто заимствованные с западных образцов: многие элементы новой иконографии явно навеяны мотивами католической и северогерманской мистики.
В конце XV века архиепископ Новгородский Геннадий, поставленный на новгородскую епархию волей московского князя Ивана III, во время посещения Пскова[6] обратил внимание на необычный образ, который показался ему подозрительным. На недоумение новгородского архиепископа псковские иконописцы ответили, ссылаясь на «греческие» образцы, однако эти образцы не показали, ограничившись демонстрацией иконописного подлинника.