По происхождению, предположительно, малороссиянин; обучался в Киевской духовной академии. Молодые годы он провел в миру, «отец детям и жену имущий»; был «на приказе в Вершилове селе»; утверждают даже, что он совершил «какое-то уголовное преступление и был под судом»[1].
В 1670-х годах упоминается уже монахом: в 1677 году он был игуменом Данилова монастыря города Москвы, а в 1680 году был переведен в Симонов монастырь архимандритом[1], пробыв на этом посту до 1691 года[2].
Русское духовенство в то время, разделялось на две партии, еллино-славянскую и латинствующую, в том смысле, что одна партия признавала только греческие канонические, литургические и научные авторитеты, а другая склонялась к авторитетам западным, латинским. Первая партия опиралась на патриарха Иоакима, который «подвиг в помощь себе греческих учителей самобратий» Иоанникия и Софрония Лихудов и ученого монаха Евфимия, вторая партия имела своей главой Заиконоспасского строителя Сильвестра Медведева, близкого к всесильному временщику князю В. В. Голицыну. Обе партии вели между собой ожесточенную полемику по вопросу о том, пресуществляются ли Святые Дары «словесы Господними» — «приимите, ядите» и т. д., согласно с учением Римской церкви, или через призыв священником в особой молитве благодати Святого Духа, согласно с учением Церкви Восточной[1].
Характер полученного образования, личные симпатии и, возможно, выгоды побудили Домецкого примкнуть к партии Медведева, «к латинской развращенной части», как говорили его противники. Домецкий сам полагал, по-видимому, искренно, что «стоит при правде Церкви Восточныя, матере своея», но находил, что Восточная и Римская Церкви за исключением догмата об исхождении Святого Духа разнятся только «в чинах церковных»[1].
Когда в Москве появился «тайный еретик» кальвинист Ян Белободский, Домецкий на его «словеса ответы давал, якоже Церковь мудрствует», и «Церкви нашея правое мудрствование святыми отцы утверждал». Но противники Домецкого обличали его в том, что он «на восточных беды кует, учения греческого не любит и в спасении греков отчаявается». Особенно их раздражали малороссийский патриотизм и ученая гордость Домецкого, который «Киев паче меры хвалил», считал малороссов просветителями Великой России, был «величав, укорителен же и дерзок», называл Московских духовных «неуками и невеждами», а Московские книги писанными «не авторски и не по ученому чину»[1].