Живой как жизнь


«Живой как жизнь» — книга Корнея Чуковского, посвящённая развитию русского языка, культуре речи, «мнимым и подлинным» болезням слов. Книга ввела в обиход термин «канцелярит» и вызвала ряд дискуссий в прессе. Впервые вышла в свет в 1962 году (издательство «Молодая гвардия»)[1].

Книга открывается воспоминаниями о том, с какой щепетильностью относился к языку юрист Анатолий Кони: он мог простить многие человеческие слабости, но был непримирим к собеседникам, искажающим русскую речь. Кони считал, что слово «обязательно» следует употреблять лишь в старом, исконном значении — «любезно», «услужливо» («В отношении к нам он поступал обязательно»); новый его смысл, близкий к наречию «непременно», вызывал у адвоката бурный протест.

Непрерывное развитие речи приводит к тому, что старые слова обретают новое значение, утверждает далее автор. Если в былые времена слово «воображает» значило «фантазирует», то в XX веке так стали говорить о человеке, который задаётся. Слово «зачитал» прежде предполагало некое мошенническое действие (взял книгу и не вернул); теперь оно подразумевает чтение вслух («Был зачитан проект резолюции»).

Воспроизводя «биографию слов», писатель напоминает, что в XVII столетии изысканное блюдо, ставившееся на боярский стол, называли кавардаком; позже этим словом нарекли солдатский суп-болтушку; спустя века́ за ним закрепилось иное значение — «путаница, сумятица». Столь же долгий путь прошло прилагательное «щепетильный»: если во времена Пушкина оно означало «галантерейный», то современные словари дают ему иное определение — «строго принципиальный».

В главе «Умслопогасы» рассказывается о моде на сложносоставные слова, которая пришла в язык после Октябрьской революции. Так, первые сберегательные кассы появились в России в середине XIX века, однако их сокращённый вариант — «сберкассы» — стал повсеместно употребляться лишь после 1917 года. Примером «запоздалого словесного сплава» оказался и МХАТ; в досоветскую эпоху этой аббревиатуры не существовало, и зрители говорили: «Достали билет в Художественный?» В 1920-х годах молодые люди назначали друг другу свидания «на Твербуле у Пампуша» — так в ту пору сокращённо называли памятник Пушкину на Тверском бульваре.

В заметках о «вульгаризмах» автор называет русский язык одним из самых целомудренных в мире; при этом попытки изъять из него фривольные или «низкие» темы он воспринимает как ханжество. Изучая читательскую почту, писатель сообщает, что одного из эстетов покоробило слово «штаны» в стихотворении Маяковского («Я достаю из широких штанин»); другие сочли необходимым запретить «Декамерон» и «Графа Нулина» за то, что эти книги «разжигают чувственность». В главе «Канцелярит» повествуется о том, как язык официальных документов, проникая в повседневную речь, вытесняет живое слово. В итоге возникает множество штампов: «надо отметить», «необходимо указать», «следует иметь в виду».