В древней философии такое отрицание как определённая доктрина встречается только у индийских мыслителей (особенно в буддийской школе мадхъямиков), в новой философии главный систематический представитель такого взгляда — Дж. Беркли.
Представление о материи восходит к глубокой древности. Уже первые античные философы полагали, что в основе всех вещей лежит некое единое начало (архе), которое сохраняется при всех видимых изменениях. Фалес называл это начало водой, Анаксимен — воздухом, Диоген и стоики — пневмой, а Левкипп и Демокрит слагали его из атомов и пустоты. Однако сам термин материя восходит к диалогам Платона, учившим о двух началах вещей: неподвижных идеях и вечно текущей, вечно движущейся «восприемнице», или «кормилице», принимающей, подобно женщине, в себя идеи[1]. Это учение Платона было затем развито Аристотелем в учение о материи и форме. На древнегреческом языке материя обычно называлась словом ὕλη («лес»), буквально означающим строительный материал. С подачи Аристотеля учение о материи прижилось в греческой, а затем римской философии, где она получила уже своё современное название, произведённое от латинского слова мать (лат. mater). Средневековые философы в целом разделяли учение о материи, с той оговоркой, что она, подобно всем вещам, создана Богом.
Первые сомнения в существовании материи появились в философии Нового времени. Повод для них дало учение Декарта, сделавшего методическое сомнение краеугольным камнем философии. Следуя своему методу, Декарт предположил, что видимый мир мог бы быть сновидением или галлюцинацией, навеянной нашему сознанию злым демоном. Это привело его к мысли, что первой достоверной истиной является существование нашего мыслящего «я», ибо если мы заблуждаемся, значит мыслим, а если мыслим, то существуем. Напротив, существование материального мира не относится к числу самодостоверных истин и требует серьёзных доказательств. Сам Декарт разрешил свои сомнения, прибегнув к идее всеблагого Бога, который не может нас обманывать. Отсюда он выводил существование материального мира и материальной субстанции, сущность которой сводится к протяжению в пространстве[2]. Однако этот аргумент был отвергнут последующими философами, полагавшими, что если Бог допустил существование зла, он мог бы допустить и наше заблуждение; да и заблуждаемся мы не по воле Бога, а по собственной вине[3]. В результате сомнения в материальности мира стали нарастать.