Искусственные руины, или романтические руины, — имитация древних руин в европейских ландшафтных парках и усадьбах знати XVIII—XIX веков. Руины строились для эстетизации разрушения временем; рукотворные руины были призваны вызывать у наблюдателя меланхолическое и романтическое настроение.
Руины в усадьбах и парках были призваны побуждать созерцателей к размышлению о влиянии времени и бренности человеческой жизни. Эстетизация разрушения временем прочных каменных сооружений как визуальный фактор, была призвана способствовать меланхолическому и романтическому настроению у наблюдателя[1].
Как писал английский писатель XVIII века Томас Уотли в своём популярном справочнике по поэтике английских садов, «при виде руин естественным образом приходят на ум мысли об изменчивости, разрушении и опустошении, а за ними тянется и длинная вереница других образов, слегка окрашенных меланхолией, которую внушают развалины»[2].
В Западной Европе руины начинают воспринимать именно как руины и сохранять в этом качестве в эпоху Возрождения. В эпоху Просвещения руины приобрели особую ценность, и начали наделяться самыми разными свойствами и функциями — историческими, психологическими, политическими и философскими. Появилось стремление сохранять руины для поддержания чувства цельности и связности истории, как знаки великого прошлого. В западных обществах руины играли важную роль в консолидации национальной идентичности. Философы, от Дени Дидро до Жана Бодрийяра, начали обращать внимание на значимость развалин и пытались раскрыть секрет притягательности руин[3].
Дидро считал, что полезность руин состоит в том, что они стимулируют желание и создают субъективность, которая сдерживает общество. Руины говорят о великом равенстве всего сущего перед смертью, но при этом позволяют человеку «почувствовать себя более одиноким», балансируя на самом краю «потока», который «увлекает народы один за другим в бездну, общую для всех». Дидро утверждал, что руины возвращают нас к нашим склонностям, по мере того как время и смерть оспаривают значение сообществ и народов[4][5].
Немецкий философ Георг Зиммель тоже участвовал в прославлении руин. В своем знаменитом эссе 1907 года «Руина: эстетический опыт» Зиммель писал о примиряющем по сути воздействии руин на человека и о том, что руина парадоксальным образом является окном в будущее, показывая, что предмет, который превратился в руину, продолжает существовать и развиваться даже после того, как подвергся «насилию, которое дух совершил над ним, формируя его по своему образу»[6]. Зиммель считал, что руины — это не синоним разложения, потому что они создают «новую форму» и «новый смысл»[7].