Мглинская сотня


Мгли́нская со́тня — административно-территориальная и войсковая единица в составе малороссийского Стародубского полка, существовавшая в XVII—XVIII веках.

Во времена польского владычества (до 1648 года) почти вся Мглинщина, разделённая на две волости — Мглинскую и Дроковскую — принадлежала троцкому воеводе Николаю Абрамовичу. После изгнания поляков, вместо двух упомянутых волостей здесь были учреждены две сотни, Мглинская и Дроковская, которые показаны по описи 1654 года.[1] Однако Дроковская сотня существовала недолго и вошла в состав Мглинской.

С 1782 года, после упразднения полкового деления Малороссии, Мглинская сотня оказалась разделена между Мглинским и Суражским уездами.

Мглинская сотня занимала главным образом берега Ипути и притока её Воронусы; при этом берега последней были заселены раньше. Поипутье в пределах Мглинской сотни продолжало заселяться почти до конца XVIII века, причём главными заселителями этой местности явились сначала Есимонтовские, а потом — Искрицкие и Гудовичи. Заселение ипутских берегов шло медленно по той причине, что они были покрыты громадными лесами, от которых пришлое население должно было сначала очищать выбранные им для поселения «угомонища». Мглинские слободы поэтому садились преимущественно «на сыром корени», то есть среди лесных порубов.

Особенностью Мглинской сотни является значительное в ней количество, среди казачьего поселения, «стрельцов» и «пороховников». В Мглинской сотне «стрельцы» появились, по-видимому, не позже первой половины XVII в. и, записавшись после изгнания поляков в казаки, несли стрелецкую службу, промышляя зверя и птицу для обихода гетманов и местной старшины. Мглинские стрельцы составляли особый казачий «курень», заключавший в себе во время составления генеральной описи (17651769 гг.) 130 дворов и 40 бездворных хат.[2]

Стрельцам необходим был порох, и из среды их выделилась особая группа — «пороховников», занимавшихся приготовлением пороха. Есть известие, что в первое время существования Стародубского полка пороховников вызывали из «Литвы». В ревизии 1723 г. об одном почепском казаке, по прозвищу Пороховник, замечено: