Новая вещественность[1], новая предметность, новая вещность[2] (нем. Neue Sachlichkeit) — художественное течение в Германии второй половины 1920-х годов (т. н. «золотые двадцатые»), охватившее живопись, литературу, архитектуру, фотографию, кино, музыку. Противостояло позднему романтизму и экспрессионизму[источник не указан 348 дней]. Исчерпало себя в 1933 году с приходом нацистов к власти и установлением единой государственной политики в сфере искусства.
По определению В. С. Турчина движение за новое искусство не представляло собой единого художественного направления или стиля[источник не указан 348 дней]. «Вещественники» — люди «потерянного поколения»: героев произведений Э. М. Ремарка, С. Цвейга, Б. Брехта, утерявших духовные ориентиры в период между двумя мировыми войнами. Подобное мироощущение отражало искания художников из разных областей Германии, стремившихся противодействовать наступлению формализма и абстрактного искусства (отсюда название). Среди них были «бытописатели», неоклассицисты, «бидермайеровцы», сатирики, скептики, циники, порнографы и карикатуристы. Художники стремились воспринимать вещи такими, каковы они на самом деле, без идеализации и романтики. Не принимая абстрактивизм, «вещественники» отвергали и натурализм, они стремились к обновлению художественного языка. Отсюда приставка «новая»[3].
Название новая вещественность ввёл в обиход в 1925 году директор Мангеймского художественного музея Густав Хартлауб, пытаясь определить отход молодых художников от авангарда и переосмысление ими реалистических традиций. Хартлауб характеризовал этот реализм так:
Он был связан с повальными настроениями цинизма и покорности судьбе, которые охватили немцев после того, как обратились в прах их радужные надежды на будущее (что нашло себе отдушину в экспрессионизме). Цинизм и покорность судьбе составляли отрицательную сторону „новой вещественности“. Положительная сторона заключалась в том, что к непосредственной действительности относились с повышенным интересом, поскольку у художников возникло сильное желание воспринимать реальные вещи такими, какие они есть, без всяких идеализирующих или романтических фильтров.