Алексей Яковлевич Охотников (1780 — 30 января 1807, Санкт-Петербург) — тайный возлюбленный императрицы Елизаветы Алексеевны и вероятный отец её второй дочери — великой княжны Елизаветы Александровны, умершей во младенчестве.
Происходил из рода богатых воронежских помещиков, его семье принадлежали поместья в Землянском уезде. Начав службу сенатским регистратором, 21 мая 1801 был определен эстандарт-юнкером в Кавалергардский полк.
Через четыре месяца его производят в офицеры (корнет — с 25 сентября), 5 ноября 1802 года произведён в поручики, 24 июня 1804 года — полковой казначей, а в 29 марта 1806 года его производят в штабс-ротмистры[1]. В 1805 году, будучи интендантом, оставался одним из немногих военных, находившихся в Петербурге. Смутные свидетельства современников указывают, что он был влюблен также во фрейлину императрицы, Наталью Загряжскую, которая за три дня до его смерти будет выдана замуж за Николая Гончарова и станет матерью Натальи Гончаровой-Пушкиной.
Устав от холодности мужа, оказавшись практически в одиночестве в высшем свете, Елизавета Алексеевна, которую лишили общества её возлюбленного и отца её первой дочери Адама Чарторыйского отчаянно нуждалась в сочувствии, внимании и любви. Она нашла это в своих отношениях с штаб-ротмистром Кавалергардского полка Алексеем Охотниковым, ставшим её любовником около 1803 года и вероятным отцом её второй дочери Елизаветы.[2]
«Муж — высокопоставленное лицо — невзирая на красоту, молодость и любовь к нему своей жены, часто изменял ей. Ко времени ея сближения с Охотниковым она была окончательно покинута своим мужем, который открыто ухаживал, даже в ея присутствии, за одной дамой того же круга. Про эту связь говорил весь Петербург. Иные не находили в том удивительного, считая забытую жену за слишком серьёзную и скучную, и вполне оправдывали легкомысленность мужа; другие смотрели с сожалением на молодую женщину, переносившую с достоинством это тяжелое и незаслуженное оскорбление. Между таковыми был и Охотников. Чувство Охотникова возросло от сознания, что оно никогда не встретит взаимности, так как в Петербурге все говорили о неприступности молодой женщины и любви её к своему мужу. Но, вероятно, последняя измена переполнила чашу терпения молодой женщины. И, покинутая, одинокая, она невольно заметила взгляды молодого офицера. В них она прочла глубоко скрытое чувство любви и сожаления к ней; видя эту симпатию к её несчастию, она сама увлеклась. Любовь их продолжалась два года».