Ронго-ронго


Ронго-ронго, кохау ронгоронго — деревянные дощечки с письменами жителей острова Пасхи. В настоящее время не ясно, представляют ли каждый символ отдельное слово или слог. На сегодня в музеях мира сохранилось всего около 25 «дощечек». Традиционно они нумеруются буквами латинского алфавита, что, однако, не является единственным способом обозначения «таблиц», среди которых присутствует один жезл, две надписи на нагрудном украшении реимиро, а также надпись на табакерке и на фигуре тангата ману.

Иероглифы — частично символические, частично — геометрические, всего около восьмисот различных знаков (по каталогу Бартеля).

В 1862 году большинство работоспособного населения острова Пасхи, в том числе и людей, возможно, владевших искусством читать кохау ронгоронго, было вывезено с острова в рабство в Перу.

Обнаружены в 1864 году католическим священником, миссионером Эженом Эйро, который утверждал, что дощечки эти были практически в каждом доме, однако островитяне уже практически не могли их читать из-за недавних трагических событий. Уже через два года почти все таблички, которые он видел, погибли, то ли от его собственных рук, то ли во время междоусобиц (И. К. Фёдорова в последних работах категорически отрицает причастность Эйро к их уничтожению[1]; в своей более ранней работе она излагала распространённое мнение о том, что Эйро содействовал их уничтожению как языческих[2]). Последний знавший ронгоронго рапануец, Вике, умер в 1866 году[3].

Основную коллекцию удалось собрать епископу Этьену Флорентину (Тепано) Жоссену с помощью миссионера Ипполита Русселя. Кроме того, Жоссен познакомился с переселившимся на Таити рапануйцем Меторо Тау а Уре, который утверждал, что в молодости учился в школе ронго-ронго и может читать дощечки[4]. К «чтениям» Меторо современные учёные относятся крайне скептически, называя их плодом его фантазии[5].

Одну из дощечек Жоссен в 1871 году подарил приплывшему на Таити российскому этнографу Н. Н. Миклухо-Маклаю[6]. Другую дощечку Миклухо-Маклай приобрёл, вероятно, на Мангарева, и привёз их в Санкт-Петербург, передав в Кунсткамеру, где они и хранятся по сей день.