Вита́лий Никола́евич Сёмин (12 июня 1927 года, Ростов-на-Дону — 10 мая 1978 года, Планерское (ныне Коктебель)) — советский писатель и редактор.
Большинство произведений носит автобиографический характер: детство на Нижнем Дону в 1930-х и начале 1940-х годов, нацистские трудовые лагеря в Германии в годы Второй Мировой войны, работа на Куйбышевской ГЭС, учительство, журналистский опыт, жизнь на окраине Ростова. Подробно описана повседневная жизнь юга России в середине XX века, раскрыты душевные переживания людей, особенно нравственные страдания и героизм в связи с событиями Великой Отечественной войны, духовное созревание молодых героев, романтика послевоенного трудового энтузиазма и поиски личного предназначения в жизни.
Проза Сёмина выстраивается в автобиографическое повествование, изобилующее действующими лицами, отступлениями, деталями, убеждая, однако, своей наглядностью и искренностью[3].
Острую полемику вызвала его напечатанная в журнале «Новый мир» в 1965 году повесть «Семеро в одном доме». Виктор Некрасов писал автору: «С некоторым опозданием, зато с громадным наслаждением прочитал Вашу Великолепную Семёрку! Читал не отрываясь и всё радовался, радовался, радовался, хотя совсем не о радостном Вы пишете. И появлению статьи обрадовался, хотя, опять же, ничего радостного в этом нету… Значит, своей „видимостью правды“ Вы задели, попали в точку, под самое дыхало дали.
Плюйте на статьи! Ну, не издадут отдельной книжкой, зато читателей теперь появится в 10 раз больше и журнал будут рвать на части. Не буду Вам говорить комплименты — Вы, я думаю, сами знаете цену своей вещи — скажу только, что Муля — большущая удача, что я так её и вижу, и слышу, и ощущаю, и побаиваюсь, и люблю. Да и все хороши — живые. И вообще всё это — жизнь, от которой нас в литературе отгораживают всеми силами. Отгораживают, а вот и не получается! Прорывается! Молодец Вы, Виталий. Так и держите»[4].
Юрий Домбровский писал Сёмину о повести «Семеро в одном доме» : «Ты не польстился ни на один выигрышный момент, нигде не посягнул и не перешагнул повседневность. Вот отсюда и огромный моральный и художественный выигрыш твоей повести. Она вся без выкриков, без экзотики страданий, без трагедий и философских монологов — просто строят дом и всё, — а какая сила постижения всего и всех»[5] — и более свободно в целом: «Слушай, Витя, я считаю, что сейчас в советской литературе три имени — ты, Некрасов и Казаков — у тебя шансы наибольшие. Не подведи, собака…»[4]