Це́рковь Иоа́нна Златоу́ста или Желе́зная це́рковь — железный православный храм, сооружённый в Киеве на Галицкой площади в 1868—1871 годах по оригинальному проекту инженера Никкельса[1]. Церковь была разрушена по решению советских властей в 1934 году.
В 1858 году киевские городские власти решили перенести деревянную приходскую церковь Иоанна Златоуста с Большой Житомирской улицы (на этом месте сейчас стоит дом № 9). Эту деревянную церковь построили для немногочисленных в те времена жителей Верхнего города ещё в 1731 году.
Место, которое поначалу выбрали для церкви оказалось неудачным, так как ей приходилось «конкурировать» с Софийским собором, Михайловским Златоверхим монастырем, а также «Десятинной, Андреевской и всех вкупе святынь Подола». Николай Лесков описал в своих «Печерских антиках», как дьячок Златоустовской церкви буквально затаскивал в церковь «богомулов», которые шли по «традиционному маршруту»:
Константин отпирал церковь, зажигал лампадочку и садился у дверей на маленькой скамеечке; перед собою он ставил медную чашку с водою и кропило,
рядом ящичек, или «карнавку», а в руки брал шерстяной пагленок… «Богомул» (в собирательном смысле) идёт по Киеву определённым путём, как сельдь у берегов Шотландии, так что прежде «напоклоняется усім святым печерским, потім того до Варвары, а потім Макарию софийскому, а потім вже геть просто мимо Ивана до Андрея и Десятинного и на Подол». Маршрут этот освящён веками и до такой степени традиционен, что его никто и не думал бы изменять.
Церковь Иоанна Златоуста, или, в просторечии, кратко «Иван», была всё равно что пункт водораздела, откуда «богомул» принимает наклонное направление «мимо Ивана». К «Ивану» заходить было не принято, потому что Иван сам по себе ничем не блестел, хотя и отворял радушно свои двери с самых спозаранок. Но нужда, изощряющая таланты, сделала ум Котина столь острым, что он из этого мимоходного положения своего храма извлекал сугубую выгоду. Он сидел здесь на водоразделе течения и «перелавливал богомулов», так что они не могли попадать к святыням Десятинной и Подола, пока Котин их «трохи не вытрусит». Делал он это с превеликою простотою, тактом и с такою отвагою, которою даже вам хвалился[2].