Категория эвиденциа́льности в лингвистике — набор грамматических или лексических значений, выражающих эксплицитное указание на источник сведений говорящего относительно сообщаемой им ситуации[1]. Эвиденциальность достаточно распространена в языках мира — она является грамматической категорией приблизительно в каждом четвёртом языке[2]. В таких языках в любом высказывании при помощи специальных грамматических средств указывается источник сведений говорящего — например, видел ли говорящий то, о чём он сообщает, собственными глазами, или только передает показания с чужих слов, или же это результат его собственной ментальной деятельности (выводов, умозаключений, догадок и т. д.). В русскоязычной литературе для обозначения данного понятия используются и другие термины: пересказывательность/непересказывательность, очевидность/неочевидность (заглазность), засвидетельствованность/незасвидетельствованность[3].
Так как в классических индоевропейских языках категория источника информации не грамматикализована, понятие эвиденциальности в лингвистике сформировалось лишь в начале XX века при описании таких языков Южной Америки, как кечуа и аймара.
Одним из первых учёных, который заговорил о понятии эвиденциальности (англ. evidentiality) как об обязательном показателе источника информации, был американский этнолингвист Франц Боас. В своей работе 1911 года Боас рассуждает о высказывании Человек болен в языке квакиутль:
В случае, если говорящий сам не видел больного человека, он должен указать, получил ли он сведения о болезни человека из вторых рук или же это ему приснилось.[4]
Понятие эвиденциальности как обязательной грамматической категории впервые было введено Романом Якобсоном, который рассматривал её как сферу значений, указывающих на источник сведений[5]. Якобсон также первым выделил наклонение и эвиденциальность как две независимые категории[6].