Джон Эдвард Дэвис (1 марта 1895 г. - 20 июля 2003 г.) был одним из последних выживших британских ветеранов Первой мировой войны и последним из добровольцев Китченера . [1] Он умер в возрасте 108 лет, к этому моменту он был старейшим из ныне живущих британских ветеранов Первой мировой войны.
«Я бы не согласился снова участвовать в какой-либо форме войны. Войны ничего не доказали, кроме того, что каждый так или иначе выходит из них проигравшим. Я вступил в 1914 году, в возрасте 19 лет, в ответ лорду Китченеру призыв набрать 100 000 добровольцев. Мы с друзьями думали, что это принесет долгожданное изменение в нашу обычную жизнь. Мы были взволнованы перспективой идти на войну, но мы не знали, во что ввязываемся.
Когда мой полк впервые попал в бой, мы обнаружили, что все было совсем не так, как мы ожидали. Там, где я был — на выступе Ипра в Бельгии — на фронте не было стока. По большей части вы были по бедра в воде или грязи. Вы не можете быть эффективной боевой силой, разбрасываясь вот так. Вскоре мы страдали от большого дискомфорта и унижения от того, что завелись и по нам бегали крысы. Нас заставляли отдыхать везде, где только можно, даже не раздеваясь. Обычно мы спали от полного изнеможения.
Немцы обладали всеми преимуществами на выступе [выступе на линии фронта]. Они держали высоту вокруг нас, так что мы были под постоянным наблюдением. Поскольку мы находились внутри Выступа, нас могли обстреливать не только спереди, но и с обеих сторон. Были ли мы на передовой, в ничейной зоне или собирали пайки на свалке в Уголке Адского Пламени, мы постоянно подвергались бомбардировкам. Хотя я никогда не паниковал. Я держал себя в руках, даже если мне предстояло занять опасную позицию. У меня было очень острое чувство самосохранения, и я никогда не шел на неоправданный риск. Сохранять ясную голову было нелегко, и многие мужчины ломались.
Однажды меня с другим человеком отправили в ничейную зону к воронке от снаряда у немецкой траншеи. Они были всего в нескольких ярдах — было слышно, как они разговаривают и топают ногами, чтобы согреться. Вооруженные только бомбой Миллса, мы должны были решить, готовятся ли немцы к атаке. К сожалению, мой товарищ был контужен. Он хныкал, как ребенок. Мы не могли оставаться там с ним в таком виде — я видел трех немцев, которые могли нас окружить. Это означало бы сдачу или, что еще хуже, финиш. Я бросил ручную гранату, и мы вернулись в нашу траншею. Когда я объяснил, что произошло, моего партнера отправили обратно на лечение.
В большинстве случаев контуженные не считались больными и не несли ответственности за свои действия. Я много думал о 306 мужчинах, казненных за трусость или дезертирство. Думаю, большинство были либо контужены, либо не спокойны в душе. Меня чуть не выбрали для расстрельной команды, и я рад, что нашелся другой человек для приведения приговора в исполнение. Если бы я был назначен власть имущими, я должен был бы подчиниться.