«На последнем дыхании» (фр. À bout de souffle) — дебютный полнометражный фильм Жан-Люка Годара. Наряду с картинами «Четыреста ударов» и «Хиросима, любовь моя» — одно из первых и наиболее ключевых произведений «французской новой волны». Фильм Годара произвел настоящий фурор и вызвал большое внимание своим смелым визуальным стилем, включающим в себя ручную съёмку и рваный монтаж. Входит в различные списки лучших фильмов в истории кино[2][3][4].
Главный герой фильма Мишель Пуаккар имеет прототипа — настоящий Пуаккар в ноябре 1952 года угнал машину, чтобы навестить свою больную мать в Гавре, и в конечном итоге убил полицейского-мотоциклиста.
Мишель — молодой преступник, имитирующий циничные повадки экранных героев Хамфри Богарта. Уходя от преследования на угнанной машине, Мишель убивает выстрелом следующего за ним полицейского. Без гроша в кармане, преследуемый полицией, он возвращается к своей американской подружке Патриции, студентке-журналистке. Хотя Патриция всё время сомневается в разумности своих действий, она не может побороть своего влечения к молодому человеку. Они начинают проводить время вместе, занимаясь сексом, скрываясь от полицейских и воруя машины, чтобы заработать денег на бегство в Италию. Чем ближе полиция, тем большая выдержка требуется от Мишеля и тем яснее, что добром его с Патрицией выходки не кончатся…
Фильм был снят на крохотный бюджет, и экономить съёмочной группе приходилось на всём. Для динамичного движения камеры использовалось самое бесхитростное приспособление — инвалидная коляска. Сценарий Годар и Трюффо сочиняли перед началом съёмочного дня, а диалог актёрам приходилось импровизировать по ходу съёмок. В фильме совершенно отсутствуют титры. Вкупе с использованием ручной камеры Caméflex и естественного освещения данные приёмы создают впечатление непосредственности, почти документальности изображаемых событий[5].
Однако режиссёр сознательно разрушает эту иллюзию реальности: актёры и эпизодические персонажи то и дело смотрят прямо в камеру, а Мишель в начальной сцене побега, кажется, общается напрямую со зрителем. Резкость монтажа также напоминает о том, что перед нами всего лишь кино. Считается, что когда Мельвиль посетовал на затянутость фильма и посоветовал Годару исключить ряд сцен (в том числе единственную, где снялся сам Мельвиль), тот обрезал данные сцены, вырезав их начала и концовки, что придало смене сцен наделавший много шума эффект неожиданной резкости.