Парабола — неоднозначный для русского литературоведения термин, поскольку является переводным и часто заменяется термином «притча». Но есть и принципиальные различия, понять которые можно, рассмотрев несколько важнейших источников и проанализировав их различия.
Парабола — термин, обозначающий близкую к притче жанровую разновидность в драме и прозе XX века. С точки зрения внутренней структуры парабола — иносказательный образ, тяготеющий к символу, многозначному иносказанию (в отличие от однозначности аллегории и однонаправленного второго плана притчи); иногда параболу называют «символической притчей». Однако, приближаясь к символическому, иносказательному, план параболы не подавляет предметного, ситуативного, а остается изоморфным ему, взаимосоотнесенным с ним. Незавершенная многоплановость, содержательная ёмкость параболы привлекают писателей разных стран: Кафка, Франц («Процесс»), Гессе, Герман («Игра в бисер»), Сартр, Жан-Поль («Дьявол и Господь Бог»), Эрнест Хемингуэй («Старик и море»), Габриэль Гарсия Маркес («Сто лет одиночества»), Абэ Кобо («Женщина в песках»). Близость к жанру параболы отмечалась советскими критиками в произведениях В. В. Быкова, Ч. Айтматова. Содержательно-структурные признаки параболы обнаруживаются и в других видах искусства: фильм «Седьмая печать» И. Бергмана, картина «Герника» П. Пикассо. Это позволяет отнести параболу к некоторым общим принципам художественной образности (наряду с аллегорией, символом, гротеском)[2].
В отличие от притчи, парабола не подавляет предметной, ситуативной основы произведения. Если в евангельской, например, притче главное — это иносказательный план, объяснение простой по сути фабулы с точки зрения христианской морали, то в параболе оба плана равно важны. Это во многом и определяет характер жанра параболы в XX веке.
В русском языке существует дополнительный термин «притча», который в литературоведении употребляют с целью охарактеризовать вполне определенный жанровый тип. Следуя логике определения притчи в словаре литертуроведческих терминов[3] , мы видим, что к XX веку понятие притчи от аллегорической трактовки распространяется на более сложный, многоплановый тип сравнения, подтекста.
Что касается разницы употребления слов «притча» и «парабола», это скорее вопрос не столько семантики, сколько этимологии. В европейские языки слово «парабола» (parable, parabel, parabola и т. д.) практически без изменений перекочевало из греческого языка.