«Сказание о чудесах Владимирской иконы Божией Матери» («О чюдесех пречистыя Богородица Володимирьскои иконы») — русское литературное произведение, включающее цикл рассказов, основная часть которых посвящена описанию чудес, совершённых в XII веке Владимирской иконой Божией Матери. Датируется второй половиной XII века (большинство исследователей) или 70—80-ми годами XV века[1][2][3]. Памятник владимирской литературы[4]. Повествуется о перенесении иконы Богоматери из Вышгорода во Владимир князем Андреем Боголюбским и прославлении Богоматерью Своего образа многими чудесами во время перенесения и позднее, во Владимире и других русских городах. Произведение, предположительно, связано с деятельностью Андрея Боголюбского, при котором распространилась идея об особом покровительстве Богородицы Владимирскому княжеству[5].
В рукописной традиции известно около 20 списков этого произведения в составе сборников разного состава и Четьих-Миней. Самый ранний список датируется 60—70-ми годами XV века, самый поздний — серединой XVII века[1][2].
Списки делятся на две группы: пространную и краткую. В пространных списках рассказу о чудесах иконы предшествует «Сказание о победе над волжскими болгарами 1164 года» и краткая запись о том же событии, сходная с известием в Лаврентьевской летописи. В конце «Сказания о чудесах Владимирской иконы» помещены две статьи о чудесах византийских святынь: иконы Одигитрия и ризы Богородицы. В кратких списках содержится только текст «Сказания о победе над волжскими болгарами», за которым в некоторых списках следует «Слово великого князя Андрея Боголюбского о милости Божией». Пространный и краткий варианты имеют одинаковое начало: «Месяца августа в 1 день. Празднуем всемилостивому Христу и Пречистей Его Матери»[1][6].
По стилю сказания существенно отличаются: «Сказание ο победе над волжскими болгарами» более тесно связано с литературной традицией, книжным каноном, присутствуют библейские параллели и реминисценции, в то время как «Сказание ο чудесах Владимирской иконы» характеризуется разговорным языком, выразительностью диалогов, бытовыми реалиями XII века, которыми наполнен текст, в описании чудес не наблюдается зависимости от литературного канона[3].