Шестая соната для фортепиано, Ля Мажор, Ор.82 была закончена С. С. Прокофьевым в феврале 1940 года[1], а спустя два месяца, 8 апреля, впервые прозвучала по радио в авторском исполнении, мгновенно обратив на себя внимание широкого круга любителей музыки[2]. Соната познакомила композитора со Святославом Рихтером, ставшим впоследствии несравненным исполнителем его фортепианной музыки. Рихтер сказал о ней: «С варварской смелостью композитор порывает с идеалами романтики и включает в свою музыку сокрушающий пульс XX века. Классически стройная в своём равновесии, несмотря на все острые углы, эта соната великолепна».
«Сонатной триадой»[комм. 1] принято называть цикл из трёх фортепианных сонат, — Шестой, Седьмой и Восьмой — написанный С. С. Прокофьевым в период с 1939 по 1944 годы[3]. К сочинению всех одиннадцати частей трёх сонат композитор приступил одновременно[комм. 2]. Шестая соната была закончена в феврале 1940 года, Седьмая — в мае 1942 года и Восьмая — летом 1944 года[4]. В это лето Прокофьев работал ещё над несколькими крупными сочинениями — была закончена Пятая симфония (в клавире), и велась работа над музыкой к кинофильму «Иван Грозный»[5] и оперой «Война и мир».
Сонаты явились прямым отражением переживаний автора, связанных со страшными потрясениями Второй мировой войны, и представляют собой опосредованную характеристику нарастающей атмосферы насилия и милитаризма середины ХХ века[6].
Три сонаты объединены одной идеей — идеей борьбы и преодоления. Никогда прежде Прокофьев не выражал её с такой силой, глубиной и размахом. Несмотря на то, что триада объединена общностью замысла, ни одна из сонат по смыслу не повторяет другую. Во всех трёх сонатах присутствуют образы бездушной жестокости и устрашающего напора; используются приёмы механического («автоматического») ostinato, динамического нагнетания в виде нагромождения жёстких акцентированных аккордов, полифункциональных и политональных гармонических конструкций.
Лирические темы сонат — противопоставленные ярким механистичным образам — собранные и аскетичные по характеру, выражают протест насилию над человеком и символизируют его этический идеал. Музыкальный язык этих тем характеризуется выразительными «речевыми» интонациями и оборотами, напоминающими живую человеческую речь.
Музыкальная форма сонат триады предельно динамизируется: главными драматургическими центрами здесь становятся разработки, в которых вместо прежней контрапунктической «игры», типичной для ранних сонат Прокофьева, происходит яростное столкновение тематического материала.