«Мерку́рий» (фр. Mercure) — одноактный балет (в программе указывался не балет, а «пластические позы в 3-х картинах», фр. poses plastiques en 3 tableux) в постановке Л. Ф. Мясина на музыку Э. Сати (IES 36), сценография П. Пикассо. Первый показ 15 июня 1924 года в программе благотворительных концертов «Парижские вечера» графа Этьена де Бомона в театре Сигаль, Париж. Данные источников относительно автора либретто расходятся: в одних значится Жан Кокто, в других — Леонид Мясин.
Первое представление 2 июня 1927 труппой Русский балет Дягилева в Театре Сары Бернар было воспринято парижанами как возобновление постановки 1924 года.
Балет был создан в период между увольнением Мясина из Русского балета Дягилева весной 1921 года и его возвращением в труппу в 1925 году. Работа над «Меркурием» началась по просьбе графа Этьена де Бомона (Comte Étienne de Beaumont) для проводимых им в 1924 году благотворительных концертов «Парижские вечера графа Этьена де Бомона» (фр. Soiree de Paris du Comte Etienne de Beaumont) для вдов французских военнослужащих и русских эмигрантов. Для этой серии вечеров танца, драмы, музыки, живописи и поэзии Мясин поставил пять балетов: «Прекрасный Дунай», «Салат», «Жига», «Меркурий» и «Розы»[1][5].
В создании балета активно участвовал граф Э. де Бомон, договорившийся о совместной работе композитора Сати, хореографа Мясина и художника Пикассо, которые ранее создали балет «Парад» (1917) для труппы Дягилева. Автором идеи выступил организатор «Парижских вечеров», который переманил и задействовал состав авторов, ранее работавших для Русского балета, что злило Дягилева и воспринималось им как вызов соперника, как конкуренция. Сама концепция сочинения стала своего рода ухищрённой вендеттой де Бомона Дягилеву и Кокто. С одной стороны, граф надеялся создать нечто лучшее предыдущей дягилевской совместной постановки 1917 года. Вероятно, потому присутствовавший на премьере «бледный, возбуждённый и нервный» Дягилев испытывал творческую ревность и высказывал способствовавшие разжиганию скандала замечания. С другой стороны, выбор темы воспринимался как насмешка над Кокто[6].