Триму́рти (санскр. त्रिमूर्ति, IAST: trimūrti «три лика») — триада, объединяющая трёх главных божеств индуистского пантеона (Брахму-Создателя, Вишну-Хранителя и Шиву-Разрушителя) в единое целое, представляющее собой духовное начало — Брахмана.[1]
В индуистской мифологии Брахма — высшее божество, которое выступает в роли сотворителя мира, и соответственно, в силу своей роли он указывается первым в составе триады божеств. Будучи создателем вселенной, Брахма в составе триады противопоставляется как её хранителю Вишну, так и разрушителю Шиве; однако при этом исследователи отмечают[кто?], что в сюжетах мифов и легенд Древней Индии данное соотношение функциональных обязанностей соблюдается далеко не всегда и часто подвергается тем или иным модификациям. На этом основании высказываются предположения[кем?], согласно которым в архаических версиях эпоса все три перечисленные функции соотносились с Брахмой. Кроме того, из всех включаемых в триаду божеств, Брахма, в отличие от Вишну и Шивы, является сущностью наиболее абстрактной и в меньшей степени вовлекается в сюжетные линии мифов и легенд. В тех же случаях, когда Брахма все же фигурирует в мифологии, его роль не является узко специализированной и имеет скорее общий характер — вплоть до того, что в некоторых сюжетах вместо Брахмы в той же роли действуют Вишну или Шива, которые со временем вытеснили Брахму из центра мифологических сюжетов индуизма. Тем не менее, роль Брахмы в базовых системах индуистского умозрения оценивается[кем?] как важная.
Вероятная генеалогия Брахмы подразумевает, что божеству из абстрактного понятия могло предшествовать понятие конкретное, соответствовавшее некоторому универсальному ритуальному сооружению или принципу; об этом, в частности, свидетельствуют источниковедческие исследования, согласно которым в ведах слово среднего рода «brahman» изначально соотносилось с какой-либо молитвенной формулой или словесным выражением определённого универсального принципа, а позднее стало использоваться в том числе и для обозначения самого этого принципа. Впоследствии же эта концепция могла быть подвергнута персонификации в виде конкретного образа, грамматически перейдя в мужской род[2]