Сжатие времени-пространства (также известное как сжатие пространства-времени и дистанцирование времени-пространства ) — это идея, относящаяся к изменению качеств пространства-времени и отношений между пространством и временем, что является следствием расширения капитала . Оно коренится в идее Карла Маркса об «уничтожении пространства временем», первоначально разработанной в « Grundrisse » [1] и позже сформулированной марксистским географом Дэвидом Харви в его книге «Состояние постмодерна» . [2] Подобная идея была предложена Эльмаром Альтфатером в статье в PROKLA в 1987 году, [3] переведена на английский язык как «Экологические и экономические модальности времени и пространства» и опубликована в журнале Capitalism Nature Socialism в 1990 году. [4]
Сжатие времени и пространства происходит в результате технологических инноваций, вызванных глобальной экспансией капитала, которые сжимают или стирают пространственные и временные расстояния, включая технологии связи ( телеграф , телефоны , факсы , Интернет ) и путешествий (железные дороги, автомобили, поезда, реактивные самолеты), вызванные необходимостью преодоления пространственных барьеров, открытия новых рынков, ускорения производственных циклов и сокращения времени оборота капитала.
По словам Поля Вирилио , сжатие времени-пространства является важным аспектом капиталистической жизни, и он говорит, что «мы вступаем в пространство, которое является пространством-скоростью… Это новое другое время — это время электронной передачи, высокотехнологичных машин и следовательно, человек присутствует в такого рода времени не посредством своего физического присутствия, а посредством программирования» (цит. в Decron 71 [5] ). В книге «Скорость и политика» Вирилио ввел термин «дромология» для описания изучения «скорости-пространства». Вирилио описывает скорость как скрытый фактор богатства и власти, где исторические эпохи и политические события фактически являются соотношением скоростей. По его мнению, ускорение разрушает пространство и сжимает время в способах восприятия реальности.
Теоретики обычно выделяют два исторических периода, в которых происходило сжатие времени и пространства; период с середины 19 века до начала Первой мировой войны и конца 20 века. В оба этих периода времени, по словам Джона Мэя и Найджела Трифта, «произошла радикальная реструктуризация в природе и опыте как времени, так и пространства… в оба периода произошло значительное ускорение темпа жизни, сопровождавшееся распадом или крах традиционных пространственных координат». [6]
Дорин Мэсси раскритиковала идею сжатия времени и пространства в своем обсуждении глобализации и ее влияния на наше общество. Она настаивала на том, что любые идеи, которые наш мир «ускоряет» и «распространяет», должны быть помещены в местный социальный контекст. «Сжатие времени-пространства», утверждает она, «нуждается в социальной дифференциации»: «то, как люди помещаются в «сжатие времени-пространства», сложно и чрезвычайно разнообразно». По сути, Мэсси критически относится к понятию «сжатия времени и пространства», поскольку оно отражает попытки капитала стереть ощущение локального и маскирует динамические социальные способы, благодаря которым места остаются «местами встреч». [7]
Для Мойше Постона [ 8] трактовка Харви сжатия пространства-времени и постмодернистского разнообразия является просто реакцией на капитализм . Следовательно, анализ Харви остается «внешним социальным формам , выраженным» в концепциях глубокой структуры капитала, стоимости и товара . Для Постона момент постмодерна не обязательно является односторонним эффектом современной формы капитализма, но его также можно рассматривать как имеющий освободительную сторону, если он оказался частью посткапитализма. А поскольку постмодернизм обычно пренебрегает своим собственным контекстом укорененности, он может легитимировать капитализм как постмодерн, тогда как на уровне глубокой структуры он может фактически быть более концентрированным, с крупными капиталами, которые накапливаются, а не расходятся, и с расширением товарных ниш с меньше покупателей.