Алексей V Дука Мурзуфл (греч. Αλέξιος Ε' Δούκας Μούρτζουφλος; умер в декабре 1205) — византийский император с 5 февраля по 12 апреля 1204 года.
Алексей был провозглашён императором после падения правящей династии Ангелов, но вскоре он проиграл войну крестоносцам, которые основали в разгромленном Константинополе Латинскую империю.
Алексей происходил из знатной византийской семьи Дуков и был родственником правящей династии Ангелов через дочь императора Алексея III Евдокию Ангелину Комнину[1]. Носил прозвище «Мурзуфл» (греч. Μούρτζουφλος — «насупленный»), которое ему было дано за густые брови, сросшиеся на переносице[2]. Ко времени Четвёртого крестового похода он достиг высокой придворной должности протовестиария, которая давала ему право неограниченного доступа в императорские покои[3].
После свержения императора Исаака II Ангела и восхождения на престол Алексея III, сыну Исаака Алексею IV удалось бежать на корабле в Италию[1]. Из Италии он отправился в Германию ко двору короля Филиппа Швабского, женатого на Ирине, сестре бежавшего Алексея IV[1]. Царевич попросил у папы и у Филиппа помощь, чтобы вернуть византийский престол ослеплённому отцу Исааку[1]. Ему удалось направить крестоносцев не в Египет, а на Константинополь[1]. Крестоносцы в 1203 году захватили город и после низложения Алексея III восстановили на престоле Исаака и сделали его сына Алексея соправителем[1]. После этого крестоносцы остановились около Константинополя, ожидая от Исаака и Алексея выплаты денег[1].
Однако Ангелы выплатили лишь половину условленной суммы — 100 тысяч серебряных марок[4]. Была опустошена вся императорская казна[4]. После этого Исаак попытался обложить жителей Константинополя экстраординарным налогом, но это вызвало их сопротивление[4]. В результате обострились отношения между императорами и крестоносцами, но Алексей IV Ангел не решился выступить против них, как того требовали жители столицы[4].
Это был человек хитрый и в то же время весьма самонадеянный, полагавший всю правительственную мудрость в скрытности и рассчитывавший при помощи её к общему изумлению вдруг явиться со временем, в веках отдалённой будущности, благодетелем своего отечества, в силу того правила, что, как он говорил, царю следует действовать не опрометчиво и безрассчётно, но осмотрительно и неторопливо. Такого образа мыслей он держался как по своему собственному убеждению, полагая, что он сам знает всё, что нужно, и что его одного станет на все дела, так равным образом по советам своего призрачного сотрудника, тестя своего Филокалия[5].