«Души, привязанные к узлам кожаного шнура» ( китайский :系在皮绳扣上的魂), также переводится как «Душа в рабстве» и «Тибет: Душа, завязанная на кожаных ремешках» , — китайский фильм 1985 года. Авангардный рассказ Таши Давы , действие которого происходит в Тибете. История содержит элементы метапрозы и магического реализма и повествует о столкновении модернизации с традиционным, первобытным образом жизни. [1]
Фильм Чжан Яна 2016 года « Душа на струне » основан на этом рассказе и «По дороге в Лхасу» Таши Дава.
Во время встречи со стареющим ринпоче писатель (рассказчик от первого лица) понимает, что ринпоче встретил персонажей из своего незаконченного рассказа. Писатель возвращается и достает из своего сундука свою историю, которая начинается с молодой пастушки, живущей одна в отдаленных горах. Обычно она живет со своим отцом, но поскольку отец уехал в одну из своих длительных поездок, ее одиночество и скука становятся невыносимыми. Когда она замечает проходящего мимо молодого человека, она решает переспать с ним, покинуть свой дом и последовать за ним. Пилигрим не любит ее, но терпит. Они месяцами взбираются на горы и пересекают реки, якобы в поисках Шамбалы .. Всякий раз, когда они останавливаются в деревне, молодая девушка очаровывается тем, что может предложить модернизация, но это все больше и больше волнует паломника. На одной из остановок глава села предлагает оставить девушку своей невесткой, и паломник соглашается бросить ее.
Тем временем писатель решил начать свое путешествие, чтобы присоединиться к своим героям. Когда он «ловит» их, мужчина умирает в результате аварии, вызванной трактором, а за ним ухаживает девушка. Они слышат прямую трансляцию летних Олимпийских игр 1984 года , эхом отдающуюся в горах, и человек умирает, веря, что обрел просветление.
Он также был переведен на другие языки, например, на немецкий (как «An den Lederriemen geknotete Seele» Алисы Грюнфельдер).
Таши Дава находился под сильным влиянием латиноамериканских писателей, таких как Габриэль Гарсиа Маркес и Хорхе Луис Борхес , и магический реализм занимает видное место в его рассказах. [2] Поскольку он пишет только на китайском языке, тибетцы в изгнании часто обвиняли его стиль в том, что он мистифицирует Тибет и увековечивает невежество Тибета в Китае, но, как указывает Патрисия Скьяффини-Ведани, магический реализм также позволяет ему «нарушать политические, религиозные и даже сексуальные табу». [3]