Еврейский секуляризм
Еврейский секуляризм относится к секуляризму в еврейском контексте, обозначая определение еврейской идентичности с небольшим вниманием или без внимания к его религиозным аспектам. [1] [a] Концепция еврейского секуляризма впервые возникла в конце 19 века, а пик ее влияния пришелся на межвоенный период .
Марраны в Испании, которые сохранили некоторое чувство еврейской идентичности и отчуждения, будучи формально католиками, в какой-то степени предвосхитили процесс секуляризации Европы. Их диаспора за пределами Иберии объединяла верующих католиков, репатриантов в иудаизм (в обоих случаях редко полностью довольствовавшихся своей религией) и деистов в одну «нацию марранов». [3] Спиноза , глашатай секулярной эпохи, выступал за отмену религиозного контроля над обществом и передачу веры в частную сферу. Однако в его представлениях не было ничего специфически еврейского: он считал, что без церемониального законачтобы определить евреев, их коллективное существование в конечном итоге прекратится, и он считал этот результат желанным. Нет никаких доказательств того, что он сохранил чувство еврейства после того, как был предан анафеме в 1656 году. [4] Религиозная распущенность и аккультурация, широко распространенные среди испанских изгнанников, начали проявляться среди ашкеназов Центральной Европы, когда состоятельные придворные евреи вошли в христианское общество. [5]
В конце 18 века общинная автономия была постепенно отменена восходящими централизованными государствами Европы, а вместе с ней и власть раввинов и надзирателей по уголовному наказанию нарушителей. Аккультурация, частичная интеграция и, что гораздо менее важно, идея Просвещения — все это быстро раздражало соблюдение традиций. С ослаблением христианства традиционная роль евреев как униженных свидетелей его истины перестала быть политической максимой, и абсолютистские правители задумались, как превратить их в полезных подданных. Еврейские интеллектуалы, члены новой секуляризованной элиты, не относящейся к раввинам, также пытались решить современные проблемы. Радикальные еврейские просветители , такие как Саул Ашер , Лазарь Бендавида Перес Питер Бир предложил свести иудаизм к чему-то большему, чем деизм. Тем не менее, даже их аргументы основывались на концепции божественного откровения [ 6] с целью восстановить религию в ее древней, «чистой» версии до того, как Божьи заповеди были предположительно искажены иррациональными дополнениями.
В конце концов, ограничения эмансипации в Центральной и Западной Европе, готовность терпеть евреев как христианскую деноминацию и отвергать любые остатки корпоративной автономии, обеспечили выражение модернизации и секуляризации в конфессионализации иудаизма. Он был ограничен частной сферой, в то время как от его приверженцев ожидалось, что они будут соответствовать гражданским нормам в общественной и идентифицировать себя с национальным государством в политической, часто как «граждане Моисеева веры». Синагога, семейная жизнь и чисто религиозные вопросы — различие между «светскими» и «религиозными» сферами, привнесенное из христианства, было чуждо еврейской традиции, — были единственными местами, в которых могло выражаться еврейство. Зарождающееся движение за реформырадикально изменил религию, чтобы ее можно было адаптировать к современным обстоятельствам. Традиционалисты, объединившись в самосознательное православие , молча терпели перемены, закрывая глаза на беспринципную расхлябанность. В модернистских православных кругах аккультурация даже приветствовалась.
Ученые « Науки об иудаизме », которые ввели критические академические методы в изучение еврейской истории, отвергли традиционные интерпретации, но редко интересовались альтернативами для секуляризованной современной толпы. Они даже презирали усилия религиозной реформы, будь то радикальной или консервативной, и многие были убеждены, что иудаизму суждено рассеяться; Мориц Штайншнайдер однажды заметил, что их цель состояла в том, чтобы «должным образом похоронить его труп». Полная религиозная апатия была обычным явлением среди евреев XIX века, но она не сопровождалась какой-либо положительной идентичностью. Дети таких людей часто обращались в христианство. [7]
